сильно накрашенные, но в неожиданно модных коротких плащах. Мартин вспомнил о хороших манерах и представил нас друг другу. Первая (Синтия) была низенькой и курносой, с круглым лицом и маленькими поросячьими глазками. Вторая, стройная и высокая, была настоящей красавицей. Вылитая Брижит Бардо, только с темными волосами. Она стояла, прижимая к груди свою сумочку-клатч, плавно покачивала бедрами и задумчиво смотрела куда-то за горизонт. Я невольно ею залюбовалась. Еще минут пять прошло в полном молчании, а затем кто-то предложил «завалиться в «Атланту». Мальчишки ушли далеко вперед. Мы с девчонками чуть поотстали.

Низенькая толстушка спросила:

– Так ты, значит, из Лондона?

– Да, – ответила я.

– Я собираюсь переехать в Лондон. Сразу, как только смогу сбежать с этой помойки.

– Это правильно, – сказала я.

Она спросила, сколько мне лет. Я ответила. Мы немного прошлись в тишине. Потом она спросила, с какого возраста, по моему мнению, девушкам уже можно заниматься «тем самым». Я уставилась на нее и невинно спросила:

– Чем именно?

– Ну, ты поняла. – Она придвинулась ближе ко мне и повторила с таким напором, какой только можно вложить в эти два простых слова:

– Тем самым!

Девушки выразительно переглянулись.

– Зависит от обстоятельств.

– Каких?

– Самых разных, – сказала я, наслаждаясь своим неожиданным статусом секс-гуру. – Но самое главное, надо решить, хочешь ты сама или нет.

Синтия серьезно кивнула и спросила, понизив голос до конспиративного шепота:

– А ты сама… уже да?

– Конечно, – сказала я, снисходительно усмехнувшись. – Сто раз. Один раз с чернокожим.

Это произвело на них сильное впечатление.

– Мой парень хочет, чтобы мы с ним занялись этим самым, – призналась Синтия. – Но я боюсь, будет больно.

– Лучше с этим покончить как можно скорее, – сказала я, входя во вкус. – В первый раз всегда больно, но кому нужны полумеры. Самое главное, никогда не ложиться с одним и тем же мужчиной дважды. А то они начинают придумывать себе всякое.

– Что, например?

– Ну, всякое‑разное.

Синтия снова серьезно кивнула. «Бардо» закатила глаза. Вряд ли им было больше пятнадцати лет.

Мартин и его друзья ждали у входа в «Атланту», обшарпанный кафетерий с потрепанным тентом и несколькими свободными металлическими столиками, выставленными прямо на тротуар. Мы вошли внутрь и уселись за длинным столом в центре зала, поскольку все кабинки были заняты. Я сняла пальто и повесила его на вешалку у двери. Сесть мне пришлось между Мартином и одним из мальчишек.

К нам подошел седовласый мужчина в кардигане и очках в тонкой проволочной оправе. Он был больше похож на церковного органиста, чем на владельца кафе.

– Что вам, детишки? – спросил он.

Меня неприятно задело, что меня поставили в один ряд с «детишками», но я ничего не сказала. Все заказали кока-колу, которую подали в уже открытых бутылках с соломинками для питья. Мальчишки сразу же вытащили соломинки и стали пить прямо из горлышка с этакой претенциозной брутальностью. Я потихоньку пила свою колу и осматривала зал. В углу стоял музыкальный автомат, рядом с которым собралась компания из трех парней с экстравагантно зачесанными назад волосами. Две девушки в бриджах чуть ниже колен танцевали вдвоем, медленно покачивая бедрами и глядя пустыми глазами в пространство за плечами друг у друга. Близкое соседство за одним столом как будто ослабило замкнутое напряжение мальчишек из компании Мартина. Тот, что сидел рядом со мной, спросил, нравятся ли мне братья Эверли.

– Братья Эверли? – озадаченно переспросила я. – Я с ними незнакома.

Он ухмыльнулся и указал пальцем на музыкальный автомат. Я так поняла, что игравшую песню исполняли те самые братья Эверли. Песня показалась мне какой-то детской. Так я ему и сказала.

Мартин чуть подался вперед и указал на меня большим пальцем.

– Она любит джаз.

– Да, – кивнула я. – Я люблю джаз.

Мальчик, сидевший напротив меня, заявил:

– Джаз для педиков.

– Я тоже люблю джаз, – сказал Мартин.

– Понял, отвял, – примирительно отозвался его приятель. Он отхлебнул колы из горлышка, грохнул бутылкой о стол и окинул меня наглым оценивающим взглядом, словно я была призом в школьной викторине.

Мне было приятно, что Мартин встал на мою сторону. Теперь, когда я увидела его в компании сверстников, он казался гораздо взрослее. Я достала из сумочки банкноту в десять шиллингов и попросила Мартина купить мне пачку сигарет.

Он тут же вскочил, радуясь возможности оказать мне услугу.

– Какие ты куришь?

Я придирчиво оглядела ассортимент сигарет, выставленных за прилавком. «Нэви Кат» казались не очень женственными, «Ротманс» – слишком рабоче-крестьянскими. Я решила, что мне подойдут «Крейвен А». Я видела их рекламу, и мне нравилось изображение маленького черного котенка на пачке. Мартин принес сигареты, и я пустила пачку по кругу, изображая щедрую лондонскую кузину. Мы все закурили, нас окутало густое облако дыма. Мальчик, который спрашивал о братьях Эверли, сказал, что ему тоже нравится джаз. Я сказала, что им с Мартином надо как-нибудь приехать в Лондон, я свожу их обоих в джаз-клуб.

– Правда? – спросил он.

Я сказала, что придется чуть-чуть подождать, пока они не станут достаточно взрослыми. Он уверил меня, что они вполне взрослые. Они с Мартином принялись обсуждать, когда они смогут принять мое приглашение, и я сто раз пожалела о своем глупом желании порисоваться.

Заиграла новая песня.

– Вот эта мне нравится, – сказал Мартин.

Он резко поднялся из-за стола и пригласил меня на танец. Остальные мальчишки изобразили ироничные охи и ахи. Мартин насупился, и я согласилась с ним потанцевать, потому что мне стало его жалко. И еще потому, что мне хотелось скорее свернуть обсуждение предполагаемой экскурсии в Лондон. Мы встали лицом друг к другу на отведенном для танцев крошечном пятачке у музыкального автомата. Другая пара танцующих уже слилась в тесных объятиях. Мартин согнул руки в локтях и принялся медленно двигать ими вперед и назад. Он легонько покачивал бедрами, переступая с ноги на ногу более-менее в такт мелодии. Я стала копировать его движения, и в том же духе все продолжалось какое-то время. Мелодия была довольно однообразной, но ненавязчивой. На третьем куплете Мартин шагнул вперед, так что теперь мы стояли почти вплотную. Он шевелил губами, беззвучно проговаривая текст песни, состоявший, как мне показалось, из бесконечного повторения фразы: «Да, я великий притворщик», – в сопровождении гармонично растянутых «о-о-о» и «у-у-у».

Мартин положил руки мне на бедра, едва касаясь их кончиками пальцев, и продолжил топтаться на месте. Можно было бы отодвинуться, но мне не хотелось его смущать, и я взяла его под локти. Приняв это за поощрение, он приобнял меня за талию. Теперь его пальцы касались моей спины