Небо уже не столь плотно затянуто тучами, сквозь них, хоть и редко, но пробивались лучи солнца — мир понемногу оживал после зимы.

Торбранд знал, что должен предложить королю то, чему противилось все внутри. Ведь преданность должна быть безграничной, полной.

— Ведь мой король мог бы оставить женщину себе. — Он заставил себя произнести эти слова, но дались они тяжелее самого сурового поединка. — Это позволило бы оставаться спокойным за ее судьбу.

Рагналл косо посмотрел на него и улыбнулся.

— Полагаешь, я могу так поступить? И ты отдал бы ее?

— Все, что пожелаешь, ведь ты мой король, — хрипло произнес Торбранд.

Рагналл захохотал и похлопал его по плечу.

— Потому я и выбрал тебя, Торбранд. Ты настолько предан мне, что готов расстаться с женщиной, которая, возможно, уже носит твоего сына. Успокойся, я не стану от тебя этого требовать.

Торбранд знал, что все сделал правильно. Он предложил, потому что был должен. У короля есть право принять решение в свою пользу, даже если дело касается Эльфвины. Каждое слово оставляло неприятный привкус на его языке, но он терпел. Теперь же, когда Рагналл отказался, по телу прокатилась волна дрожи. Он понял, что это облегчение. Теперь он спокоен.

Жаль, но дело не в преданности, как считает король. Несмотря на сделанное предложение, он не готов был отдать Эльфвину, пожалуй, ни за что не отпустит ее без боя. Даже если придется сразиться со своим правителем, которого ценил, как отца.

— Тогда ее не удастся спрятать. Если она будет рядом со мной, вскоре всем, в том числе ее соплеменникам, станет известно, где она. Это даст Эдуарду повод пойти на меня войной до того, как я сам этого пожелаю. К тому же у меня есть свои наложницы, зачем мне среди них та, которая считает себя принцессой. — Рагналл рассмеялся, и Торбранд улыбнулся.

Он хорошо знал, каковы наложницы короля, ему лично приходилось не раз их разнимать.

— Да, их споры и так слишком часто переходят в драки.

— Я всегда с восхищением и завистью смотрел на людей, ведущих спокойную жизнь, но у богов на мой счет другие планы, — продолжал Рагналл. — Не мне держать в руках плуг. Моя судьба размахивать мечом до последнего вздоха. Надеюсь, я смогу попасть в Валгаллу. Каждому из нас уготована своя роль.

— А что ты сделал бы, если бы не было границ? Если бы весь этот остров был твоим, если бы весь мир склонился пред тобой? С кем ты тогда воевал бы?

Рагналл несколько мгновений смотрел на него, не отрываясь.

— Норманны захватят эти острова. Если не я, то мои потомки. Я в этом уверен.

Торбранд кивнул.

— А воевать всегда будет с кем, Торбранд, — добавил Рагналл с усмешкой. — Всегда и везде будут короли, у которых много земли, и такие, как я, желающие лишь заставить их делиться. Я простой человек, и требования у меня простые.

Торбранд обдумывал его слова, продолжая глазами искать Эльфвину.

Если разобраться, он ведь тоже простой, непритязательный человек. Ему, как и всем, нужна земля, чтобы жить. Богатства ровно столько, чтобы хватило его семье. Друзей больше, чем врагов.

Однако больше всего ему нужна в жизни Эльфвина. Торбранду в голову не приходило, что она может не желать стать его женой. Это огорчало и злило.

И возбуждало.

Глава 12

Эльфвина вышла из шатра утром, и не сразу узнала мужчину, стоявшего у входа.

Она проснулась и поняла, что Торбранда нет рядом, но остался его запах, шкуры еще сохранили тепло его тела. До нее долетали возгласы и удары мечей, подсказавшие, куда он ушел и где она находится. Жаль, но уже не в домике на окраине долины, ставшем для нее своим. И не в холодном лесу в Мерсии или Денло, как в первые дни пути с Торбрандом и его родственниками, относящимися к ней настороженно. Она в маленькой деревне на юге Нортумбрии, вероятно, недалеко от Йорка. Но и не очень близко, ведь Рагналл не беспокоился, что жители могут узнать Эльфвину или услышать, как ее называют по имени, и пустить слух, что дочь великой госпожи мерсийцев попала в лапы к диким норманнам.

Вчера она много думала об этом и все поняла, когда помогала деревенским женщинам готовить и разносить еду, чтобы накормить не только местных работников и воинов, но и тех, кто прибыл с королем.

«И что здесь почетного? — бормотала под нос немолодая женщина, дородная, почти круглая. Она стояла у очага в главной зале и, вероятно, отвечала за все, что здесь происходит. — Не везет нам с королями, вот уж точно». Собравшиеся женщины украдкой поглядывали на Эльфвину, ведь такие слова можно считать изменой, особенно когда король один, и он здесь.

«Короли всего лишь мужчины, верно? — сказала Эльфвина, подходя ближе, чтобы помешать рагу. Всем своим видом она постаралась дать понять, что не видит ничего крамольного в словах кухарки. — А какой мужчина не хочет думать, что он единственный?»

Все женщины громко рассмеялись, и отношение их к незнакомке сразу стало заметно более теплым. Вскоре Эльфвина уже удивлялась, как обходилась без такого общения все прошедшие годы. Раньше находящиеся рядом женщины были ниже по положению, она ни с кем не могла общаться на равных. Похожая на них, но все же другая. Все знали, что рано или поздно ее призовет матушка, и она сядет рядом с ней на постаменте. Вспоминать же о последних шести месяцах вовсе не хотелось, тогда она была занята только тем, что отбивалась от советников, навязывающих каждый свое мнение, и женихов, мечтающих о троне. Здесь же она была обычной женщиной, парой рук, которым всегда найдется применение.

Даже утром, стоя у шатра, она еще ощущала приятную легкость в душе оттого, что здесь ее никто не знает, поэтому открыто улыбнулась мужчине.

— Пойдем со мной, — велел он, и, приглядевшись внимательнее, Эльфвина узнала в нем одного из людей Рагналла.

Он был рядом с королем, когда Торбранд привел ее в залу. Этот человек стоял у самого кресла, и его взгляд, вперившийся в нее, говорил, что он испытывает откровенную неприязнь. Впрочем, в этом он ничем не отличался от остальных приближенных. Позже она не обращала на него внимания, как и на остальных, среди которых определенно не было того, кого стоило больше всего опасаться.

По-настоящему она боялась лишь одного норманна, и это был не Рагналл, безусловно, обладающий значительной властью и силой. Это был тот, который утверждал, что женится на ней.