него с такой тоской, что сладость вкуса момента исчезла, будто ее и не было. А следом и маска, которую она, видимо, надевала всегда в обществе правителей и на этот раз тоже. Он невольно отметил, что ему больше всего нравится она естественная, без какой-либо маски. И без одежды.

— Я не слабая, какой считает меня ваш король, — сказала девушка. — Дядя хотел моей смерти, но согласился отправить в монастырь, заставить дать обеты Господу, которые потом не снять. Я никому ничем не угрожала.

Торбранд некоторое время молча ее разглядывал, задаваясь вопросом: что с ним происходит, отчего это непреодолимое влечение, отчего даже прикосновение к ее телу дарует утешение? Он держит ее лицо в ладонях или гладит шелковистые волосы, заплетенные в косу или лежащие на спине, и ощущает блаженство.

— Дело совсем не в том, угрожаешь ты или нет, дорогая моя. — Он нашел ее руку на своей груди и накрыл ладонью. — Тебя могут использовать для давления. Ты ведь не можешь этого не понимать.

Эльфвина помрачнела еще больше.

— Не помню, чтобы давала согласие на замужество с человеком, похитившим меня на дороге.

— Ты всегда знала, что выбор в этом деле не за тобой, Эльфвина. И не важно, свела нас судьба в темном лесу или в ярко освещенном замке.

Его слова вызвали так много эмоций, что она не сдержалась и сжала руки в кулаки.

Он готов был рассмеяться, так хотелось посмотреть, решится ли она замахнуться и попытаться его ударить, но сдержался, ведь разговор идет о серьезном деле — их свадьбе. До того, как он узнал ее, воин считал, что это будет с его стороны всего лишь шаг, доказывающий преданность своему королю. Однако теперь…

— Я не знаю, как принято у вас, норманнов, но в тех местах, откуда я родом, невест редко принуждают идти под венец. — Внутри ее закипал гнев. — Мы все же не дикари, в отличие от многих народов.

Он готов был остановить ее, но невозможно сознательно отказаться от возможности любоваться глазами, в которых вспыхивают золотистые искры. Гнев окрасил ее щеки. Руки по-прежнему сжаты в кулаки. Она принадлежит ему, любая, даже такая, его собственная мерсийская валькирия. Член незамедлительно отреагировал на мысли. Сердце забилось тяжело, каждый удар отдавался во всем теле.

Однако Рагналл ожидал, что после свадьбы Эльфвина будет под контролем, жизнь ее будет протекать совсем в другом мире — вдали от интриг, войн и претензий на земли. Только тогда король сможет решать, когда использовать ее против собственного дяди и как. Только тогда Эльфвина уже не сможет быть рядом с ним…

Торбранд перевел дыхание. Все обернулось для него не так, как задумывалось с самого начала. Он сам хотел свадьбы, но вникать глубоко в причины не собирался.

— Это не вопрос диких или хороших манер, — произнес он. — Речь идет о королевствах. Ты внучка короля Альфреда, всем известно, какой ты крови.

— Тогда вспомни, кем была моя мать.

— Я помню, — кивнул он. — Но не уверен, что помнишь ты. Она любила тебя, я не сомневаюсь, но убежден, и ты наверняка не сможешь отрицать, что всегда выбирала то, что лучше для Мерсии, если вставал вопрос. Или для ее брата.

— Она никогда не стала бы меня принуждать. — Глаза Эльфвины вспыхнули.

— Полагаю, она даже не стала бы тебя спрашивать.

Эльфвина нахмурилась, его сухой тон явно не пришелся ей по душе.

— Если я сочла бы претендента на роль супруга отвратительным, она никогда не стала бы меня заставлять.

— К счастью, мы не в такой ситуации, — произнес он поникшим голосом, внезапно осознав, что не ожидал отрицательного отношения Эльфвины к их свадьбе. — Тебе тоже это известно.

— Что ты планируешь делать? — спросила она, расправляя плечи, и замерла. Тишина была пугающей. — Ты женишься на мне по велению своего короля, но что потом? Отправишься к концу недели на захват Мерсии?

Торбранд молчал, пока не уверился, что его эмоции под контролем. Тогда он окинул Эльфвину взглядом.

— Рагналлу необходимо укрепиться в положении короля Йорвика. Один этот шаг уже открыл нашим кланам торговый путь в Дублин, надо двигаться дальше. Ты будешь частью этого славного дела как моя жена.

Он не стал уточнять, хотя сам хорошо знал, что говорить о таких вещах решился бы только с супругой. Только потому, что знал наверняка, что их свадьба состоится, он сейчас был с ней откровенен. Она тоже должна быть рада такому исходу ради себя самой, ей это пойдет только во благо.

— Я никогда не буду принимать участия в заговорах или планах, угрожающих благополучию Мерсии. — Она окинула его суровым взглядом. — Никогда.

— Сейчас ты обязана взять себя в руки и принять, что неизбежно должно произойти, Эльфвина, — произнес он ледяным тоном. — Как единственный для тебя путь. Ты это понимаешь. Мерсия падет. Она будет принадлежать Рагналлу, твоему дяде или кому-то другому уже после смерти всех нас. Если же Рагналл захватит Мерсию, для меня будет честью управлять ею, быть исполнителем его воли на этих землях, и еще отрадно, что рядом будет моя супруга, дочь Этельфледы. Ты можешь лгать себе, убеждать себя, что тебе это не по нраву, но нам обоим известно, что тебе изначально судьбой было уготовано место рядом с человеком, который должен оставаться врагом, если тебе не удастся сделать его другом.

— Но…

Однако Торбранд еще не закончил.

— И ты понимаешь, что в случае свадьбы со мной тебе не придется приносить себя в жертву, как это могло быть, если бы выбор делала твоя мать.

Эльфвина отвернулась, но он заметил, как вспыхнули яростью ее глаза, а потом стали непроницаемыми, что определенно стоило огромных усилий.

Торбранд взял ее за подбородок и развернул голову девушки к себе.

— Мы уже жили как муж и жена, — произнес он сквозь зубы. — Возможно, ты уже носишь моего ребенка. А я не хочу, чтобы мои сыновья были незаконнорожденными.

И не только потому, что Эдуард Уэссекский едва ли признает ребенка, рожденного от врага, и станет его воспитывать, а если и так, то сын будет воспитан не в традициях его народа, что совершенно недопустимо.

— Своеобразное предложение руки и сердца.

От нее исходил жар, словно они стояли у кузнечного горна.

— Это не предложение, дорогая. Это факт. А предложение… — Он заглянул ей в глаза, хватка ослабла, хотя руку он не убрал. — Я предоставляю тебе распоряжаться нашими жизнями.

— Нашими? Но тебя могут в любой час убить на поле боя, — произнесла она на одном дыхании. — Ты отправишься за славой, оставив родным оплакивать тебя