Глава 19

Так мы стали вампирами. В один день мой мир перевернулся. И, как сказала бы Кэрол, именно тогда я умер, стал ходячим трупом. Только я им был и при жизни, роботом с целями, с одной-единственной радостью в жизни — моей дочерью. Более не могу вспомнить ни единого момента, который бы заставил меня трепетать. Но это определенно изменило все. Мы больше не люди. И надо было приспосабливаться к новой среде обитания. Тот же голод крови, который доводил до бешенства Констанцию, она не понимала, за что с ней это сотворила родная дочь. Обращение в вампира прошло для нее очень болезненно.

Я же понимал логику Аннабель. Возможно, не поддерживал, но мог объяснить ее суждения. Она хотела, чтобы мы все жили вечно. Страшилась скоротечности жизни. Позже я узнаю больше. А тогда я не паниковал и не бился головой о стену, что сделано, то сделано. Теперь мне надо привыкнуть к новой форме, освоиться и думать, как защитить свою семью.

Вскоре к нам присоединился Гаспар. В отличие от нас с женой он получил выбор. Аннабель поинтересовалась, согласен ли он пойти следом, если нет… она бы его не тронула. Гаспар мог дожить свой век человеком, но предпочел остаться с нами.

Меня не мучил голод, я сразу нашел способ его обуздать. Это была всего лишь новая потребность, никакого наслаждения от крови я не получал, впрочем, как и от обычной пищи при жизни. Какая разница, чем питаться? Людей я не убивал, если они того не заслуживали. Сразу поставил себе запрет. Мне хватало и женщин, добровольно отдающих свое тело и кровь.

Но, став вампиром, я ощутил единство с тьмой, некую силу смерти, когда можно убить, заглянув в душу, или, наоборот, договориться со смертью и изменить ход событий. То, что Гаспар увидел во мне при жизни, сейчас росло и крепло. И это касалось не только людей, позже я узнаю, что моя власть распространяется на вампиров, и оборотней, в том числе. Конечно, были свои ограничения и лишения. Ничего не дается просто так, и нельзя использовать силу, не заплатив за это. Вампиризм раскрывает нас с иной стороны, просыпаются таланты, о которых мы не ведали ранее.

Констанция же очень долго металась из крайности в крайность. Десять лет она держалась за дворец. Мы продолжали там жить. Уже без Аннабель. А потом пришло время нам исчезнуть и полностью погрузиться в новый мир.

Моя дочь стала слишком взрослой. И ее взросление было взрывоопасным. Только когда дочь обратила нас, я осознал, что передо мной уже давно не ребенок. Она ослепительная женщина, пожелавшая навсегда остаться прекрасной.

Аннабель призналась мне во всем. Между нами осталась та прочная нить доверия, что тянулась с самого ее рождения.

Вампир сам ее нашел. Увидел и не смог устоять. Красиво ухаживал, признавался в любви и предложил вечную жизнь. Он был силен и прожил уже несколько сотен лет. Его род нес в себе особую кровь, пропитанную древней энергией, открывающую слишком много возможностей. Аннабель согласилась. Стала его возлюбленной. А после того как мы навсегда покинули королевский замок, убила своего вампира. Дочь выпила из него силу. Нам с матерью объяснила, что это для нашего блага. Чтобы закрепиться в новом мире, нам надо показать силу, без власти нас уничтожат еще быстрее, чем мы дожили бы свой людской век.

Дочь все свои поступки оправдывала. И полагаю, она искренне верила в свои мотивы. А я видел, что власть и слишком большая для нее сила тяжела для такого хрупкого тела и неокрепшей души. Дурман власти опьянеет, и требуется огромная воля, чтобы сдержать в первую очередь себя. Аннабель себя сдерживать умела плохо.

Констанция хотела свою империю, хотела блистать. Хоть до дочери ей было далеко. Но со временем мы поменялись ролями, она поддерживала дочь, а я превратился в зануду, который раздавал советы, которые не касались их разума.

Аннабель понравился ее первый опыт с убийством своего же создателя. Не каждый вампир умеет забирать силу, она же овладела этим навыком досконально. Сила дочери росла. Она отделилась от нас. Наведывалась часто, но жила в другой стране. А потом у нее появилась другая форма — летучая мышь. И подозреваю, что ей стало мало вампирской энергии, Аннабель хотела большего. Всегда стремилась к этому. И непременно находила доводы, оправдывая свои действия, и стараясь успокоить меня. Невзирая ни на что, дочь меня любила. Когда приезжала в Испанию, всегда вела себя смирно, не пересекала границ дозволенного. Гаспар, мои вампиры, не чаяли в ней души. С нами она оставалась прежней, милой и улыбчивой. И тот монстр, что поселился в ней, прятался очень далеко, даже не пытаясь высунуться на поверхность. На очень короткое время просыпалась моя доченька… та Аннабель, которая ждала папу с работы, вглядываясь вдаль.

Миг когда ее не стало, я почувствовал сразу. Нить, связывающая нас, разорвалась. То, что держало меня, заставляло и дальше существовать, вмиг прекратилось, и ничего не стало. Ослепляющая агония заполнила меня полностью, превратила в дикий пульсирующий сгусток адской боли.

Я мчал туда с единственным желанием, разорвать того, кто это сотворил. Тогда мне показалось странным, что вампиры дочери не жаждали возмездия. Они исчезли. Просто испарились. Как я узнал, они покинули Аннабель за год до ее гибели.

Я нашел то место. Учуял запах, что забился мне под кожу и вызвал странное приятное покалывание. Не обратил внимания, жажда мести вела меня. Выследил… увидел хрупкую фигурку вдалеке, ее волосы развивались, она смотрела на небо, запрокинув голову. Мою дочь убила волчица… Ветер принес мне ее запах… я застыл, не в силах пошевелиться… вместе с ее ароматом по моим венам потекла жизнь… Мир, он на глазах менялся… вкус жизни… я его нашел… в ней…

Убийца… которая прорастала в меня болезненно и стремительно. Я нашел свою звезду во мраке. Она светила для меня, хотя даже не подозревала об этом. Пробивалась сквозь толстый слой черноты, коим было окутано мое существование, и увлекала в неизведанные дали, в мир, где есть место эмоциям. Я хотел испробовать их, впервые узнать, что значит жить. И ненавидел себя за это, потому как все внутри скорбело об утрате. Абсолютно противоположные чувства раздирали меня. И я не мог совладать ни с одним из них.

Тогда я убежал прочь. Еще несколько секунд, и я бы утонул в ее дурманящем