Ганди опасался, что Неру-младший попал под влияние коммунистов, но тот опроверг эти подозрения, заявив, что «для Англии все, кто выступает против эксплуатации других народов, — большевики». Неру также сделал вывод о том, что Советский Союз — «друг всех угнетенных народов, и у Индии есть все основания к тому, чтобы развивать с ним дружественные отношения».

Ганди не возражал против идеи Неру-младшего о тесном союзе всех угнетенных народов в борьбе против колониализма. Но его настораживали заявления о необходимости переустройства общества на социалистических принципах. Неру-старший был того же мнения, что и Гаанди, и решил выехать к сыну в Европу. Беседы с Джавахарлалом убедили отца, что сын остался верен политической платформе ИНК.

В ноябре 1927 года по приглашению Всесоюзного общества культурных связей с зарубежными странами отец и сын Неру прибыли в СССР, чтобы принять участие в праздновании десятилетия Великой Октябрьской социалистической революции. Они встретились с Председателем ЦИК СССР М. И. Калининым и наркомом иностранных дел Г. В. Чичериным, присутствовали на открытии Всемирного конгресса друзей СССР. Но Сталин их так и не принял.

Представители правого фланга ИНК упрекали Джавахарлала Неру в том, что он перешел в лагерь марксистов. Об этом же сообщала и британская полиция в Индии. Но Неру-младший не считал себя марксистом. Он лишь критиковал некоторые, на его взгляд, утопические установки Ганди. Он, в частности, под влиянием советской пропаганды заявлял, что «насилие в России, каким бы плохим оно ни являлось, было направлено на создание нового строя, основанного на мире и подлинной свободе для масс» и что «при отсутствии социальной свободы и социалистического строя общества и государства ни страна, ни человеческая личность не могли развиваться свободно». Ганди же был гораздо более скептически настроен по отношению будто бы наблюдающегося в СССР расцвета свободы, поскольку был убежден, что свобода не может быть подлинной, если ради нее большевики пролили реки крови своих врагов.

«Я буду бороться за такую Индию, — говорил Ганди, — где беднейшие люди будут чувствовать, что это действительно их страна, в строительстве которой они будут иметь решающий голос, за Индию, где все общины будут жить в полном согласии…» Однако этого следовало добиваться только ненасильственными методами. Тот социализм, к которому стремился Ганди, по его словам, должен был быть «чист, как кристалл. Поэтому он требует и кристально чистых средств для его достижения… Поэтому только истинные, ненасильственные и чистосердечные социалисты будут способны установить социалистическое общество в Индии и во всем мире».

В течение 1927 года Ганди много ездил по стране, побывал в деревнях Бенгалии, Карнатака и Бихара, в Бомбее и в Калькутте, выступал на митингах. Из-за постоянных перегрузок и недосыпания здоровье его резко ухудшилось: начались головокружения, ослабло зрение. Махадев Десаи, друг Ганди, 27 марта 1927 года телеграфировал товарищам по партии: «Бапу (отец. — А.В.) едва избежал паралича. Кровяное давление продолжает расти. Врачи объясняют это перегрузкой в работе и нервным истощением. Они предписывают полный покой и настаивают на отмене всех запланированных мероприятий, по крайней мере в жаркие месяцы…»

Ганди вынужден был уехать в Майсор, известный своим умеренным климатом. За месяц он восстановил силы и продолжил поездки.

К концу 1927 года внутриполитическая обстановка в Индии обострилась. Британский парламент назначил комиссию во главе с сэром Джоном Саймоном, которая должна была разработать проект нового закона об управлении Индией и решить вопрос, стоит ли расширять полномочия представительных учреждений в стране. В комиссию не был включен ни один индиец, что вызвало возмущение в Индии. Еще до официального объявления английского парламента о создании комиссии Саймона новый вице-король Индии, один из лидеров консерваторов барон лорд Ирвин (в последующем — виконт лорд Галифакс), сменивший в апреле 1926 года лорда Рединга, пригласил на аудиенцию группу индийских политиков во главе с Ганди. Обратившись к Ганди, он сообщил о комиссии Саймона, в которой не было ни одного индийца. Ганди осведомился: «И это все?..» Получив утвердительный ответ, Ганди покинул дворец. В Индии Саймон был встречен черными флагами и закрытыми дверями. Ганди решил, что пришла пора действовать.

В декабре 1927 года в Мадрасе собралась очередная сессия ИНК. Вернувшийся из Европы Джавахарлал Неру требовал решительных действий и был поддержан многими делегатами. Ганди тоже присутствовал на сессии. Представители различных политических течений пытались заручиться его поддержкой. Но Ганди не вмешивался в дебаты. На заседаниях ИНК он не выступал с критикой Неру. Он не поддержал только предложение Неру о присоединении ИНК к антиимпериалистической лиге, с вождем согласились большинство делегатов.

Но Ганди одобрил резолюции, выражавшие протест против использования Англией индийских войск в Китае, Месопотамии и Персии. «Конгресс шлет самые теплые приветствия народу Китая и заверения в полной симпатии к его борьбе за свое освобождение, — говорилось в этой резолюции. — конгресс требует, чтобы все индийские войска и полицейские силы, находящиеся в Китае, были незамедлительно отозваны, и заявляет, что в будущем ни один индиец не должен выезжать в Китай в качестве представителя английского правительства, воевать или действовать против китайцев, которые, как считает конгресс, являются товарищами индийцев в их общей борьбе против империализма. Одновременно конгресс требует вывода индийских войск, полиции и консульских отрядов охраны из Месопотамии и Персии, а также с территории всех британских колоний и иностранных государств, где бы они ни находились».

Мадрасская сессия ИНК приняла специальную резолюцию против колониальных войн, которые Англия грозила развязать против соседних с Индией стран. «Эти приготовления к войне не только рассчитаны на укрепление твердыни британского империализма в Индии с тем, чтобы душить все ее стремления к свободе, но и призваны ускорить глобальную войну, в ходе которой будет предпринята попытка снова сделать Индию орудием в руках иностранных империалистов». В резолюции подчеркивалось, что у народа Индии нет спорных вопросов со своими соседями и он желает жить с ними в мире. Конгресс заявил, что «в случае развязывания английским правительством каких-либо военных авантюр и попыток вовлечь в них Индию индийский народ будет считать своим долгом не принимать участия ни в одной из империалистических войн».

Ганди получил приглашение от китайского гоминьдана посетить Китай и принял его, заявив: «Мои симпатии на стороне Китая. Я хотел бы помочь ему». Но развитие событий в Индии не позволило ему съездить в Китай.

Мадрасская сессия почти единогласно приняла предложенную Неру резолюцию о предоставлении Индии полной независимости. По этому поводу Ганди с горькой иронией писал в «Янг Индиа»: «Конгресс только ставит себя в смешное положение, принимая из года в год резолюции такого характера, когда он знает, что не способен их осуществить». Вскоре выяснилось, что большинство умеренных конгрессистов понимали под полной независимостью предоставление Индии статуса доминиона Британской империи. В тот момент это еще не означало полной независимости, но всего через несколько лет, после принятия 1 декабря 1931 года британским парламентом Вестминстерского статута, доминионы фактически превратились в независимые государства, лишь формально связанные с британской короной. Доминионы получили полную самостоятельность во внутренних и внешних делах и равноправие с Соединенным Королевством. Законы Великобритании не могли больше распространяться на доминионы без их согласия. Отменялось также положение, согласно которому закон доминиона считался недействительным, если он противоречил законам Великобритании.