Гаунт кивнул и покинул помещение. Он сомневал­ся, что у него будет время зайти на обратном пути. А еще он сомневался, что этот маленький рай надолго останется чистым и незапятнанным.

Дорден проводил комиссара взглядом. Еще несколь­ко минут он стоял, осматривая чистую палату с пусты­ми койками. Как и Гаунт, он не питал иллюзий по поводу того кошмара, в который превратится это место. Это было неизбежно.

Он закрыл глаза и на мгновение представил почер­невшие от крови половики, перепачканные простыни, лица, искаженные криками… и застывшие в вечном молчании…

На мгновение ему показалось, что он улавливает запах крови и паленой плоти. Но это был просто запах благовоний.

Просто запах благовоний.

Казалось, что тела погибших, разбросанные по до­роге и пустым, топким полям Накедона, облачены в блестящие черные кольчуги. Только это были вовсе не кольчуги — трупные мухи пировали. Они покрывали тела сплошным черным ковром, сотканным из сотен чешуек. Они беспрестанно копошились, будто единый организм, сверкая хитином тел.

— Санитар!

Толин Дорден оторвал взгляд от мух. Небо над тор­фяниками было низким и туманным. Дороги и границы земельных владений здесь некогда были разграничены частоколами и насыпями. Война стерла их в порошок многочисленными следами танковых гусениц, заменив столбами с натянутыми между ними спиралями колю­чей проволоки. Туман нес с собой запах термита.

— Санитар! — вновь донеслось до него. Громкий, молящий голос, откуда-то с дальнего конца дороги.

Дорден заставил себя отвернуться и уйти от оврага на обочине, заполненного на добрую сотню метров впе­ред изувеченными, раздавленными трупами, покрыты­ми роями мух.

Он двинулся к зданиям впереди. Фес, он достаточно насмотрелся на войну, на какой бы планете она ни шла.

Он был измотан. Военврачу уже исполнилось шестьде­сят, и он был старше любого из Призраков не меньше чем на двадцать лет. Он устал — от смерти, от битв, от вида молодых тел, которые ему приходилось собирать по кусочкам. Устал быть отцом столь многим солдатам, потерявшим своих родителей вместе с родной Танит.

День уже перевалил за половину. Небо над низина­ми затянули клубы черного дыма. Военврач добрался до старых зданий, чьи окна давно лишились стекол, а кирпичные стены зияли дырами. Когда-то, до вторже­ния, это была ферма. Феодальное поместье с особняком, хозяйственными постройками и амбарами. В полуза­топленном свинарнике ржавела разбитая сельскохозяй­ственная техника. Весь комплекс построек подковой огибал ров и двойной забор сварных бронелистов, увен­чанных колючей проволокой. С северной стороны за­бор прерывался, позволяя пройти внутрь. Его охраняли Призраки с оружием на изготовку. Рядовой Бростин кивком пригласил Дордена войти.

Врач миновал укрепленную точку, откуда недавно в спешке сняли орудие, и вошел в ближайшее здание, дверь которого была сорвана с петель ураганным ла­зерным огнем. Здесь, в дневном свете, сочащемся через окна, кружилось еще больше мух, витал запах смер­ти, к которому Дорден давным-давно привык. Еще пах­ло обеззараживающими средствами, кровью, испражне­ниями.

Дорден ступил на кафельный пол. Плитки по боль­шей части были разбиты, усыпаны стеклянной крош­кой и залиты радужно переливающимися лужами мас­ла. Из тени выступил полковник Корбек, устало кив­нувший врачу:

— Док.

— Полковник.

— Полевой госпиталь, — произнес Корбек, обведя жестом помещение.

Дорден уже понял это без него.

— Выжившие есть?

— Вот потому я и позвал вас.

Корбек провел его по сводчатому коридору. Много­численные запахи здесь только усиливались. Из про­рех в крыше желтый свет лился на койки, на которых размещалось не менее пяти десятков тел. Дорден про­шелся до конца коридора, потом обратно.

— Почему их бросили здесь?

Корбек ответил вопросительным взглядом:

— А вы как думаете? Мы отступаем и не можем забрать с собой все. Возможно, вы могли бы… отобрать тех, у кого есть шансы?

Дорден тихо выругался.

— Откуда они?

— Аристократы. Пятидесятый Вольпонский. По­мните этих засранцев по Вольтеманду? Сегодня утром их командование отступило, согласно приказу.

— Что за животные могли бросить своих раненых умирать? — бросил Дорден, принимаясь перебинтовы­вать ближайшего солдата.

— Наверное, это животное называется «человек»? — отозвался Корбек.

Дорден резко обернулся:

— Это не смешно, Корбек. Я это даже странным назвать не могу. Большая часть этих людей при пра­вильном уходе будут жить. Мы их не бросим.

Полковник тихо простонал. Он почесал макуш­ку, пригладив толстыми пальцами длинные черные пряди.

— Мы не можем тут остаться, док. Приказ комис­сара…

В стариковском взгляде Дордена блеснула злость.

— Я не оставлю их, — отрезал он.

Корбек сначала собирался возразить что-то. Но по­хоже, засомневался и решил не торопиться.

— В общем, посмотрите, чем мы сможем им по­мочь, — сказал он и оставил Дордена с его работой.

Дорден обрабатывал раненую ногу очередного сол­дата, когда услышал хруст гравия на дороге и рев мо­тора бронетранспортера. Он поднял взгляд в поис­ках источника звука только тогда, когда закончил с ра­ной.

— Спасибо вам, сэр, — ответил молодой гвардеец, ногу которого он обрабатывал. Он был бледен и слиш­ком слаб, чтобы подняться со своей койки.

— Как твое имя? — спросил его Дорден.

— Кулцис, сэр. Рядовой. Аристократ.

Военврач был уверен, что последнее слово Кулцис

хотел сказать более торжественно, но не смог.

— А я Дорден, военврач танитского полка. Если я понадоблюсь, рядовой Кулцис, зови меня.

Юноша кивнул. Дорден покинул здание и напра­вился к «Химере», стоящей возле покосившейся сте­ны. Корбек разговаривал с кем-то высоким, восседаю­щим в люке машины.

Высокая фигура спрыгнула с брони и двинулась к Дордену. Это был Гаунт. Его лицо скрывала тень от козырька фуражки, плащ развевался за спиной.

— Сэр! — поприветствовал его врач.

— Дорден. Корбек говорит, ты не хочешь уходить.

— Здесь шестьдесят восемь раненых, сэр. Я не мо­гу и не собираюсь их оставлять.

Гаунт взял старого врача под руку и отвел его по грязному двору к углу стены, за которой виднелись разоренные поля, опустевшие свинофермы и над всем этим — заходящее солнце.

— Вы должны, Дорден. Войска противника отста­ют от нас всего на полдня пути. Генерал Маллер отдал приказ об общем отступлении. Мы не можем забрать раненых с собой. Мне очень жаль.