При прыжке на четвертый Роун соскользнул, но Гаунт успел перехватить его. Майор затормозил в не­скольких сантиметрах от кипящей жижи.

Гвардейцы перебрались на следующую льдину, на этот раз первым шел Роун. За его спиной раздался крик. Обернувшись, майор увидел, как льдина за ним переворачивается. Гаунт на животе сползал вниз, в ки­пящее море углеводорода, отчаянно пытаясь ухватить­ся за скользкую ледяную поверхность.

Роун понимал, что может просто ничего не делать и позволить Гаунту умереть. Никто не узнает. Никто никогда не найдет его тело. И даже если его найдут…

Да и в конце концов, он не мог дотянуться до Гаунта физически.

Гвардеец выхватил нож и метнул его. Клинок легко вошел в льдину под прямым углом, в нескольких сан­тиметрах от руки комиссара. Ухватившись за рукоять, Гаунт потянулся вверх, потом уперся в нож ногой. Так он добрался до протянутой руки Роуна. Майор помог ему вскарабкаться достаточно высоко, чтобы они оба смогли перепрыгнуть на следующий айсберг. Этот ока­зался больше и прочнее других. Вцепившись в его ле­дяную поверхность, выбившиеся из сил гвардейцы тя­жело дышали.

Оставшаяся позади льдина опрокинулась в океан, унося с собой клинок Роуна.

Они просидели на вершине айсберга следующие шесть часов. Океан вокруг постепенно замерз, его ярост­ное шипение поутихло. Но гвардейцы все еще не могли покинуть своего пристанища. Свежая ледяная корка бы­ла не толще нескольких сантиметров — достаточно, что­бы скрыть кипящий океан, но слишком мало, чтобы вы­держать вес человека. За их спинами мерцал спасатель­ный маячок из рюкзака Гаунта.

— Я обязан тебе жизнью, — наконец произнес Гаунт.

— Давай без этого, — отрицательно покачал голо­вой Роун.

— Ты вытащил меня. Спас меня. Поэтому я обязан тебе. И честно сказать, я удивлен. Я знаю: ты желаешь моей смерти, и это был отличный шанс добиться ее, не испачкав руки в крови.

Майор обернулся. Его едва освещал свет звезд. Ще­ки и подбородок, обрисованные слабым светом, делали его лицо еще более походящим на клинок. И глаза бы­ли по-змеиному прикрыты.

— Однажды, Гаунт, я прикончу тебя, — бесхитрост­но сказал он. — Это мой долг перед Танит и перед самим собой. Но я не убийца, я чту законы чести. Ты спас меня от зеленокожего там, в пещере, и теперь я отплатил тебе.

— Я поступил бы точно так же, будь на твоем ме­сте любой другой солдат моего полка.

— Именно. Ты знаешь, как я отношусь к тебе. Но я всегда верен Императору и Гвардии. Я был в долгу перед тобой и ненавидел себя за это. Поэтому я вернул тебе долг. Теперь мы квиты.

— Квиты, — негромко повторил Гаунт, стараясь про­чувствовать смысл этого слова. — Или, возможно, мы на одном уровне.

Роун улыбнулся:

— Этот день еще придет, Ибрам Гаунт. Мы с тобой будем в равных условиях. На одном уровне, как ты говоришь. Вот тогда я убью тебя, и моя душа успоко­ится. Пока что не время.

— Я могу только поблагодарить тебя за такую чест­ность, Роун. — Гаунт вынул из ножен свой танитский нож, подаренный ему Корбеком перед первым боем.

Майор напрягся и отстранился от комиссара. Но Гаунт развернул его рукоятью к танитцу.

— Ты потерял свой. Я слышал, что настоящий во­ин Танит не может считать себя таковым без этого длинного клинка на поясе.

Роун принял нож из его рук. Несколько секунд он смотрел на клинок, потом ловко перевернул его меж пальцами и убрал в пустовавшие ножны.

— Распоряжайся им, как сочтешь нужным, — ска­зал Гаунт, отворачиваясь от танитца.

— Так я и поступлю… рано или поздно, — ответил майор Элим Роун.

Госпиталь был довольно далеко от главного защит­ного периметра на Монтаксе. Как и модульный дом Гаунта, он поднимался над топкой почвой на сваях. Его длинные стены были выкрашены в серовато-зеленый цвет, а покатая крыша залита черной смолой. Тяжелые серые завесы закрывали окна и двери. По толстым связкам проводов и трубок внутрь поступал кислород из воздухоочистительных машин и энергия генерато­ров. На стены через трафарет были нанесены символы Империума и медицинского корпуса — наверняка для того, чтобы бойцам Хаоса, в случае прорыва периметра, было удобнее найти госпиталь. Гаунт поднялся по ме­таллической лестнице рядом с экстренной платформой для носилок и вошел внутрь, миновав многочисленные ширмы и плотные завесы.

Внутри он, к своему удивлению, обнаружил настоя­щий рай. Должно быть, это было самое прохладное и приятно пахнущее место в лагере, а может, и на всем Монтаксе. Сладковатый запах древесины исходил от свежих досок пола и плетеных половиков. Пахло анти­септическими средствами, медицинским спиртом и очи­щающими маслами, курящимися в лампадке возле по­левой часовенки в западном углу. Сорок застеленных коек пустовали.

Гаунт не спеша прошелся вдоль помещения и ми­новал еще один занавешенный дверной проем. Коридор оттуда вел в кладовки, уборные, небольшую операци­онную и личную комнату старшего военврача. В ма­леньком чистом офисе Дордена не было, но Гаунт уви­дел явные свидетельства его присутствия здесь: строго упорядоченные медицинские документы и папки, иде­ально выстроенные ряды склянок и флаконов на пол­ках шкафа с лекарствами.

Военврач в тот момент был в операционной. Он натирал блестящие нержавеющей сталью поверхности хирургического стола и желоба для стока крови. По углам можно было разглядеть сияющие чистотой хи­рургические инструменты, автоклав и реанимацион­ный прибор.

— Комиссар Гаунт? — удивился его появлению Дорден. — Могу я вам чем-то помочь?

— Вольно. Просто дневной обход. Есть что доло­жить? Какие-нибудь трудности?

Дорден выпрямился, скомкал в руках полировоч­ную тряпку и выбросил ее в керамическую плошку с дезинфицирующей жидкостью.

— Ни единой, сэр. Пришли осмотреть помещение?

— Этот лазарет гораздо лучше предыдущих поме­щений, в которых вам приходилось работать в послед­нее время.

Военврач Дорден ответил улыбкой. Невысокий че­ловек в годах, с короткой седой бородкой и добрыми глазами, видевшими очень много боли.

— Пока что здесь пусто.

— Признаю, меня это удивило. Я слишком привык к тому, что ваше место работы всегда переполнено ра­неными, храни нас Император.

— Дайте только время, — невесело отозвался Дор­ден. — Надо сказать, меня это даже немного нервиру­ет. Все эти пустые койки… Я возношу хвалу Золотому Трону за то, что мне сейчас нечем заняться. Но мне не пристало пребывать в праздности. Думаю, я надра­ил и отполировал это место уже раз десять.

— Если это будет самой тяжелой вашей работой на Монтаксе, нам остается только благодарить за это Им­ператора.

— Что верно, то верно. Могу я предложить вам кружку кофе? Я как раз собирался разжечь горелку.

— Возможно, позже, на обратном пути. Сейчас мне еще нужно проверить склады боеприпасов. Совсем ря­дом была заварушка.