– И ты решил самостоятельно ее собрать.

– Да.

– Если ты ждешь от меня еще чего-то – мне больше нечего тебе рассказать. Я точно не та, кому Первый фамильяр захочет исповедаться.

Ивар нервно побарабанил пальцами, а затем сцепил их в замок.

– И все же тебе он рассказал больше, чем всем нам. И именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Ты не могла бы делиться со мной, если он еще что-то тебе расскажет? Или, может, тебе удастся что-то еще узнать?

Тина подняла брови, удивленно рассматривая собеседника, а потом медленно кивнула.

– Ты думаешь, что Первый фамильяр ведет какую-то свою игру! – поняла она. – Что у него есть собственный план, и мы в нем присутствуем только до тех пор, пока ему это выгодно, а потом он просто сбросит, нас как ненужный балласт…

– Нет, что ты! Я вовсе так не думаю! – воскликнул Ивар, и у него это получилось настолько искренне, что Тина ему почти поверила. – Но просто… было бы неплохо иметь подстраховку… На всякий случай.

– Ты хочешь, чтобы я шпионила для тебя за Первым фамильяром, – уточнила Тина.

– Ну зачем же сразу такие… категоричные термины? Просто, если вдруг ты узнаешь от него что-то, чем он не счел нужным с нами поделиться…

– Да, да, я поняла, – прервала Тина. – А что с этого получаю я?

– Ты тоже будешь… – Ивар пощелкал пальцами, подбирая нужное слово, – бенефициаром нашего запасного варианта… если нам все же придется к нему прибегнуть.

– Любопытно, любопытно. И что из себя представляет ваш запасной вариант?

– Пока ничего, – несколько смутился Ивар.

Тина покачала головой. Хостильеры и впрямь настолько сильно полагались на Первого фамильяра и на его само собой разумеющуюся помощь, что совершенно не продумали план действий после того, как успешно проведут ритуал возвращения.

– Но с твоей помощью это может измениться. Если вдруг – вдруг! – Первый фамильяр и впрямь ведет свою собственную игру, лучше нам быть к этому готовыми. Согласна?

Тина усмехнулась.

– Что? – не понял Ивар.

– Да вот я думаю – плохой из тебя стратег.

– В каком смысле?

– Да так, – отмахнулась Тина и не стала озвучивать свои мысли.

А думала она о том, что была во всей этой ситуации некоторая грустная ирония: стоило проходить через трудности с возвращением Первого фамильяра, привести-таки его в этот мир и вручить ему всю власть над собой только для того, чтобы на всякий случай готовиться обороняться от него же!

– Хорошо, если я что-то еще от него узнаю, то передам, – пообещала Тина.

Про себя же она решила, что не собирается пассивно ждать, когда Первый фамильяр соизволит чем-то с ней поделиться, – если соизволит вообще. Ждать, когда желанные события сами с тобой случатся, – это позиция ее иниция. Она же собирается сама влиять на реальность так, чтобы нужные события приходили к ней.

* * *

Зрители расходились – шумные, восторженные, довольные. Кристина пожалела, что, в отличие от родного цирка, здесь она не могла видеть состояние аудитории. Много ли было среди них тех, кто находился на грани? Много ли тех, чье существование создавало прорехи, через которые фамильяры так легко проникали в их мир? Многие ли удалось залатать артистам «Инфиниона»?

Циркачи «Колизиона» покинули шатер последними, дождавшись, когда выйдут все зрители. А Кристина еще ненадолго задержалась, глядя, как уезжают за кулисы последние самодвижущиеся бронзовые механизмы, как пикируют вниз, сложив механические крылья, обезьяны, как перестают вырываться струйки пара из-под клапанов стоящих там и тут агрегатов, как опускаются из-под купола вниз трапеции, перекладины и страховочные тросы и как гаснут один за другим прожекторы.

Перед глазами все еще стояли образы впечатляющих, ни на что не похожих номеров «Инфиниона». Там была все та же классика циркового жанра – акробатика и гимнастика, жонглирование и эквилибристика, атлетика и фокусы, – но наряду с циркачами в номерах участвовали эти удивительные предки роботов – винтажные самодвижущиеся механизмы, которые существовали скорее в воображении фантастов прошлого, чем в реальной жизни. Именно эти механические бронзовые машины, исполнявшие трюки бок о бок с циркачами, и превращали их представление в поразительное, ни на что не похожее зрелище. Кристина подозревала, что в «Инфинионе» должно быть немало декораторов и костюмеров, чтобы создать эту невероятную стимпанковско-викторианскую атмосферу, и особенно механиков, чтобы поддерживать все невероятные механизмы цирка в рабочем состоянии!

Механическая музыка затихла так, словно она и впрямь работала от ручного завода, как музыкальная шкатулка, – она не прекратилась, а долго-долго замедлялась, растягивая «Show must go on» до бесконечности, пока наконец не остановилась совсем и над ареной не сгустилась тишина – та особая пустая тишина, которая всегда приходит на смену шумному мероприятию. Эта тишина отличается от умиротворяющей тишины в ночной спальне, от напряженной тишины в классе во время экзамена или от страшной тишины, наступающей после отгремевшего скандала. В этой тишине еще слышатся отголоски смеха и чужого веселья, но те, кто их создал, ушли, забрав с собой все свои радостные эмоции, и словно ненамеренно прихватили с собой что-то еще, отчего остающаяся позади них пустота становится еще глубже и еще тише.

А потом в эту тишину тонкими струями тумана непременно вкрадываются усталость и опустошение тех, кто создавал праздник, и добавляют в нее горчащую нотку грусти. Вскоре в нее вплетаются прозаичные звуки уборки, но вместо того, чтобы развеять тишину, они только подчеркивают зияющую пустоту. Подчеркивают кратковременность и иллюзорность любого праздника.

Кристина поежилась. Нечто подобное она ощущала в далеком детстве, еще до того, как родился Кирюша. Родители позвали на Новый год друзей, Кристине разрешили не ложиться спать, она допоздна сидела за столом вместе с мамой и папой, ела все, что хотела, смотрела телевизор, танцевала и смеялась вместе с гостями, и ей казалось, что эта праздничная ночь – лучшая в ее жизни. А под утро гости ушли, и в наступившей в квартире тишине, глядя на стол с опустевшими тарелками, пятнами вина на скатерти и шкурками мандаринов, Кристина особенно остро ощутила, что праздник закончился, и от этого на душе стало невыносимо тоскливо, хотя она и сама не могла сказать ни тогда, ни сейчас, по чему именно эта тоска.

Пора уходить. Пора найти директора «Инфиниона» – и за несколько коротких минут рассказать о своем плане, убедить, что тот не безумен, и сделать его своим сторонником.

– Кто ты? – раздался голос сзади.

Кристина резко обернулась – и уставилась в белое лицо того самого клоуна с мерцающими глазами цвета темного меда.

– Крис, директор цирка «Колизион», – не стала