Помня о желании девушки «смотреть на больных», привёз к зелёному крылу Академии, имевшему отдельный вход.

Правда,послы зароптали и воспротивились тому, чтобы принцесса Тойво заходила надолго в помещения, поэтому прогулка свелась в основном к короткому пешему путешествию вдоль окон келий, где лежали больные, да рассказу дежурного лекаря о методах лечения больных. Послы дружно строили неодобрительные гримасы, и относилось ли это к методам лечения, исключающим любой шаманизм, или к своеволию и излишнему любопытству принцессы, было не понять. А она как раз стала задавать вопросы, лишь единожды упомянув, что у них на родине лечат совсем по-другому.

– Как больные попадают к лекарям? Чем их лечат? И где берут лекарства простые горожане, если заболеют? Что такое аптека?

Видимо, медицина удивила и заинтересовала приезжую принцессу больше всего. И это была хоть какая-то информация.

Однако, когда кортеж в очередной раз остановился, а Дамиан повёл гостью к великолепному зданию, рассказывая, что это театр, послы заволновались. Они всё больше переполнялись негодованием, слушая рассказ принца о том, что на сцене наравне с мужчинами выступают и женщины – танцовщицы и оперные певицы.

Один из послов стал громко возмущаться:

– Куда смотрят мужья этих жён! Пороть плетями и запереть в подвале таких негодных женщин!

Дамиан от удивления приподнял бровь:

– Позвольте, любезнейший. Но эти женщины часто не замужем, они свободны. И у нас не принято пороть женщин. Это… – он даже не мог найти слов, – это низко, обижать женщину!

– А вы не обижайте её, вы её воспитывайте! Таким жёнкам плеть – лучший воспитатель!

Сцена получалась безобразная, и Дамиан, не ожидавший подобного, на секунду растерялся. Но взглянув на Суземского, ехидно улыбавшегося в сторонке и играющего бровями, перехватил инициативу и властно стал выговаривать:

– Любезнейший! Возможно, у вас на родине и принято столь безобразное отношение к женщинам, ущемление их прав и свобод, но у нас быть талантливой танцовщицей или певицей ни чуть не постыдно. Любой скажет, что женщины не менее талантливы, чем мужчины, и если им под силу создавать красоту на радость людям, то никому не позволено становиться им поперёк дороги!

А затем, сменив выражение лица на более доброжелательное, мягко спросил принцессу, неподвижным изваянием стоявшую всё это время и слепо глядящую на здание театра:

– Хотели бы, ваше высочие, посетить представление в театре, когда в следующий раз изволите прибыть с высоким визитом в Бенестарию?

Вопрос был из ряда тех, что приготовил Даминау Суземский, тот вопрос, что имел второе дно. Принцесса скосила на реджи глаза, отчего они и так не слишком широкие, и вовсе превратились в щёлочки. Смотрела долго, но так ничего и не ответила. Послы же, услышав про следующий визит принцессы в Бенестарию, будто ошалели.

– Глупым бабам волю давать не позволительно! Что за безобразие такие! Нарушать тысячелетние порядки? Нет, не позволим!

Шумели они, утаскивая за собой принцессу, которая не сопротивляясь шла к карете. На этом прогулка закончилась.

В своей карете Дамиан немного помолчал и сказал:

– Я не помню, чтобы в Оландезии так низка была роль женщины в обществе. Но мы, наверное, слишком мало знаем об этой стране. Там постоянно идут какие-то изменения, и все они не в лучшую сторону.

– Да уж, – улыбка Суземского была печальной. – Возможно, не потому эти бородатые дядьки так ограждают принцессу от общения с кем бы то ни было, что она принцесса, а просто потому, что она женщина, да ещё царского рода.

Дамиан едва поджал губы, всё ещё размышляя о происшествии.

***

Принц, свежий и благоухающий, принявший ванну и немного отдохнувший после душной кареты, явился по просьбе королевы к ней в кабинет.

– Сын мой, посол Оландезии настоятельно просит аудиенции после обеда, – королева сделала паузу. Продолжила с ноткой усталости в голосе: – Скорее даже требует. Боюсь, будет настаивать на вашей женитьбе с принцессой Тойво.

Принц присел на ближайшее кресло, забыв просить разрешения.

– И если так, у нас не остаётся времени ни на что, сын мой.

– Матушка, я надеялся поговорить с принцессой, но…

– Я всё понимаю, – она смотрела спокойно, и было видно, что она действительно всё понимает, и будет отстаивать интересы сына до последнего. – Будем тянуть время.

Дамиан встал, вытянулся во фрунт и чётко, по-военному кивнул королеве.

– Слушаюсь, ваше величие!

– Идите, сын мой.

***

– Реджи! У нас соловей запел!

Морцавский ворвался в кабинет Дамиана, где он с Суземским тяжело молчали, пытаясь просчитать ходы оландезийского посольства с учётом последних известий.

Зорий разложил перед принцем возможные причины, по которым этот брак может не состояться: нежелание оландезийской стороны и обстоятельства непреодолимой силы. А затем по пунктам расписал почему послы могут не захотеть отдать принцессу: Дамиан перестаёт быть принцем, Дамиан просто перестаёт быть, принцесса перестаёт быть принцессой.

– Думаю, даже умереть ей не дадут, – хмуро пошутил Зорий.

Обстоятельства непреодолимой силы это не менее, чем разрушение дворцовой сентурии (единственного места, где по обычаю заключались браки королевских отпрысков), отказ всех служителей Плодородной проводить обряд, немилость самой Плодородной, если такое возможно, пребывание жениха или невесты в бессознательном состоянии. Неспособность стоять на своих ногах отвергли и Зорий, и Дамиан – послы могут поддержать и жениха, и особенно – невесту…

Остановились на том, чтобы поставить между реджи и принцессой служителя Плодородной, который своей властью запретит Дамиану жениться именно на этой девушке. Это был самый последний вариант, когда ничего нельзя будет сделать, и жених с невестой всё же придут в сантурию для совершения свадебного обряда.

И тут появился капитан.

– Мой реджи, он заговорил! Он согласен дать показания!

– Ну хоть какая-то радость, – пробормотал действительно довольный Дамиан, встал и направился в каземат.

***

Герберий Джигиминский сидел, положив закованные руки на стол и свесив голову. Когда-то богатая чёрная и кудрявая шевелюра слипшимися прядями свисала на лицо. Принц, не желая быть узнанным, одел тёмный плащ с капюшоном и сел под стенкой в угол, куда скудное освещение не дотягивало свои робкие лучи. Отсюда адъюнкт был виден в профиль.

Морцавский сидел перед ним и, как ищейка, взявшая след, едва сдерживал нетерпение.

– Как вы узнали о секретной лаборатории?

– Мой приятель, адъюнкт четвёртого года, работал в этой лаборатории.

– Вы лжёте. Он не был вашим другом.