Обойдя стороной рассадник аномалий, мы взобрались на каменистую насыпь. Перешагнули через ржавые нитки рельсов, с треском ломая растущий между шпал бурьян, и спустились по заросшему седым чапыжником склону.

Сразу от насыпи начиналась широкая полоса поникшей волнами бурой травы, плавно переходящая в кочковатое поле. К тому времени как мы его пересекли, обходя сухие кусты репейника, шелестящие сморщенными листочками чахлые берёзки и похожие на скелеты чудовищ коряги, туман и вовсе рассеялся.

Мутный блин солнца равнодушно смотрел нам в спины сквозь вуаль из облаков. Под ногами зачавкало. Началась заболоченная низменность с бочагами ржавой воды, зарослями тростника, рогоза и камыша.

В однообразном звуковом фоне появились новые нотки. Теперь унылый свист ветра, шорох травы и хлюпанье воды под ногами временами разбавляли далёкий вой слепых псов и равнодушное карканье ворон. (С десяток птиц кружили в низком небе с тех пор, как мы перевалили за насыпь.)

Обычно от «железки» до отцовского дома я добирался часа за два, а то и за три – в зависимости от активности мутантов и количества попадающихся на пути аномалий. Сегодня же этот путь мы проделали менее чем за час.

Мутанты как будто нас игнорировали. Нам довелось увидеть их всего один раз, да и то как зрителям жестокой схватки между двумя сушильщиками и тремя кабанами. Твари дрались не на жизнь, а на смерть. Жирная грязь из-под лап и копыт летела в стороны, трещал, ломаясь, тростник, воздух то и дело сотрясался от оглушительного рёва кровопийц и визгливого хорканья секачей.

С аномалиями тоже всё обстояло самым лучшим образом. Нам их, можно сказать, вообще не встретилось на пути. Три заполненных «студнем» лагуны и большая лужа шипучей «газировки» загодя предупредили о своём местонахождении зеленоватыми облаками испарений, так что мы благополучно миновали их и в скором времени вышли к заросшей тощими осинками косе.

Изогнутая длинной саблей возвышенность являлась частью большого острова посреди болота. За полупрозрачным осинником начинались отцовские владения – финальный этап нашего пути.

– Всё, почти пришли. – Я показал на шелестящий листочками мордохлёст: – Нам туда.

Спутники потопали за мной к перелеску. Из-за деревьев долетели невнятные голоса и приглушённое рычание, временами переходящее в жалобный вой. Байкер сразу напрягся, снял автомат с предохранителя. Настя тоже приготовилась к неприятностям.

– Спокойно, свои. – Я отвёл упругую ветку в сторону и первым шагнул на покрытую слоем палой листвы землю.

Вскоре голоса зазвучали более отчётливо. Мы вышли из перелеска, и я не удержался от улыбки, заметив, как вытянулись лица попутчиков.

Удивляться и впрямь было чему. С десяток босоногих чернокожих зомби в плетённых из камыша шляпах, полотняных рубахах с длинным рукавом и холщовых штанах с нагрудником на лямках, ползали на коленях. Они собирали клюкву в берёзовые туеса, напевая невпопад: «Унга зунга рунге унгазун унге. А зомби гарунге зунга рун унге».

В стороне от сборщиков ягод, на вершине пологого холма, сидел лохматый волкопёс дымчатой окраски и временами подвывал певцам. Заметив нас, он оскалился, вскочил и побежал в нашу сторону.

Байкер вскинул автомат, но я перехватил его руку и крикнул Насте, которая успела взять пса на мушку:

– Не стреляй!

Заметив направленный на него ствол, зверь остановился, оголил острые жёлтые клыки, в рычании приподняв верхнюю губу. Он медленно двинулся вперёд, не сводя настороженного взгляда с девушки.

Я шагнул вперёд, держа перед собой руки с распрямлёнными ладонями.

– Спокойно, Гром, спокойно. Тут все свои. – Присел рядом со зверем, запустил пальцы в густую шерсть загривка, успокаивающе потрепал и повернулся к Насте: – Опусти ствол, ты пугаешь его.

– А если он…

– Опусти. Ничего не будет, вот увидишь. Бери пример с Байкера.

Настя покосилась на бородача. Тот уже понял, что опасность ему не грозит, и стоял с расслабленным видом. Девушка плавно опустила оружие, выпрямилась, убирая автомат за спину.

В это время к нам подковылял Мугабе – очередной зомби-друг моего отца.

Есть такая фишка у него – с зомбарями дружить. Он их изучает, проводит на них научные исследования, практикуется в пластической хирургии и так руку в этом деле набил, что многим живым сталкерам вполне приличные новые лица подарил после неудачных встреч парней с аномалиями. Мне он тоже лицо поправил после того, как меня сильно «жаровней» обожгло. Шрамы, конечно, остались, но я теперь хотя бы не урод, каким сразу после ожога был.

Большинству зомбаков отец не давал имена, он просто звал их, как ему в голову взбредёт, причём часто это зависело от ситуации. Как-то отец увидел в окно возвращающихся с клюквенной плантации зомби. Вышел во двор, подождал, когда они поравняются с ним, идя на склад, чтобы сгрузить урожай в короба, и спросил у первого в колонне: «Ну что, десятник, как день прошёл? Много ягод насобирали?» Или вот ещё случай. Один из зомби притащил откуда-то с болот сухую корягу. Отец подозвал его к себе и говорит так ему, с улыбочкой: «Эй, дровосек, ты где дровишек раздобыл?»

Имена он давал только своим любимчикам. Ещё до моего рождения жил у него Бенито. Отец мог о нём часами рассказывать. Куда этот Бенито подевался – не знаю. Может, умер, в смысле, окончательно разложился, а может, в аномалию попал во время очередной длительной прогулки. Всякий раз, когда я спрашивал отца о судьбе Бенито, он замыкался в себе или переводил тему разговора.

Потом у него появился Мобуту. Этот любил дрова колоть и мог подолгу сидеть ночью у костра, глядя в звёздное небо. Что уж он там видел, о чём при этом думал, – одному Мобуту известно. Хотя нет, отец в курсе, какие мысли бродили у зомби в голове. После каждой такой посиделки они надолго запирались у него в кабинете, где Мобуту наверняка рассказывал «другу» о своих умозаключениях.

Однажды ночное бдение у огня закончилось для зомби-звездочёта печально. Уж не знаю, с чего вдруг ему захотелось уйти, но утром мы его не нашли на привычном месте возле тлеющих головёшек. Кто знает, где он бродит сейчас. Может, и нет его уже: поди, задрал какой-нибудь мутант или в трясине утонул.

Зато теперь у отца новый любимец – Мугабе. К слову сказать, отец всегда давал зомбакам имена диктаторов – видимо, таким специфическим образом проявлялась его любовь к истории.

Чернокожий зомби остановился в паре шагов от нас, стянул с головы шляпу. На его лысой голове и лице прибавилось шрамов: отец, как мог, поддерживал внешность Мугабе в приличном состоянии. Бельмастые глаза смотрели мимо меня, но, что всегда поражало в общении с зомби, я чувствовал на себе его взгляд.

– Добрый день, масса Купрум. Давно не были у нас. Это ваши гости?

– Да, Мугабе, – кивнул я. – Знакомься. Это Настя. Это Байкер.

– Очень приятно, – зомби растянул толстые губы в улыбке и неуклюже поклонился, прижимая шляпу к груди. – Меня зовут Мугабе. – Он изобразил попытку протянуть руку Байкеру, но потом в его мозгах что-то сработало, и он прижал её к обтянутому холщовой штаниной бедру. – Пойдёмте. Масса Лекарь очень обрадуется.