Один пример неподражаемого стиля Хичкока прослеживается в сцене, когда Мэрион, пакуя чемодан у себя в спальне, не переставая посматривает на краденые деньги в конверте на кровати. «Когда мы с Джорджем монтировали эту сцену, — вспоминал Шлом, — вопрос был в том, «стоит ли ей вернуть деньги, или не стоит?». Мы смонтировали перемежающиеся кадры, как она одевается, и смешали их с кадрами денег. [Хичкок] посоветовал нам: «Вставьте больше кадров». Тогда я спросил: «А не получится ли, словно вы бьете зрителя по голове?» Но это был его фильм. Он сказал: «Хочу, чтобы зритель думал о том, о чем думает она. Как только я теряю одного зрителя, то потерянной становится вся аудитория». Мне думается, именно так он умел заставить зрителей сидеть как на иголках, в ожидании получения хотя бы крохи информации».

Во время постпроизводства властная, авторитарная манера Хичкока, вероятно, скрывала его неуверенность в том, как воспримет его фильм общественность. Все-таки фильм финансировался из его собственного кармана. Один ключик к пониманию его хода мыслей можно найти в том, как он относился к концовке. Режиссер до последнего момента так и не смог принять окончательного решения. Эта неопределенность привела к тому, что картина была распечатана и ушла в прокат в двух слегка отличных вариантах. В обеих версиях зловещий образ Энтони Перкинса, улыбающегося в камеру, сопровождается кадром, в котором машину главной героини вытаскивают из пруда. Но в некоторых вариантах оскаленный череп Матери накладывается на улыбку Нормана. Маршал Шлом объяснял: «Он просто не был уверен, какой вариант хотел бы запустить в прокат — с улыбкой смерти на лице Тони, или без нее. Помню, как мистер Хичкок произнес: «Это должно появляться и быстро исчезать», и при этом он щелкал пальцами: «Хочу, чтобы зритель спросил себя: «Я это видел?» Такая техника была для него абсолютно новой, потому что он никогда прежде не пытался играть с сознанием аудитории таким образом. Он сам не знал, насколько далеко собирается зайти в этом деле».

Во вторник, 26 апреля, в 8.00 в просмотровом зале номер восемь на студии «Юниверсал-Ревю» Альфред Хичкок проводил первый предварительный просмотр фильма «Психо». Присутствовали такие близкие коллеги, как Хилтон Грин, Джордж Томазини, Пегги Робертсон, Джордж Майло, Роберт Клэтворти, Джозеф Херли, Джон Расселл, Рита Риггс, Хелен Колвиг и Джек Бэррон. Такие, ставшие ритуалом, просмотры можно считать идеальными для восприятия кинофильма. Смотровые залы обычно маленькие и простые, однако недостатком является то, что в таком зале можно задохнуться от переизбытка эмоций или запаха пота, а иногда от сочетания того и другого. Часто случается, что зрители чувствуют себя слишком неуверенно либо чрезмерно самокритично, чтобы выразить хотя бы какую-то реакцию. Тем не менее фильм «Психо» поверг некоторые кинематографические устои в прах. «Даже несмотря на то, что в зале сидели представители съемочной группы, было забавно, потому что постоянно раздавались испуганные вздохи и крики, — вспоминал ассистент режиссера Хилтон Грин. — Мне очень понравилось, как фильм был смонтирован». Костюмер Хелен Колвиг рассказывала: «Когда вы находитесь на съемочной площадке, то просто стараетесь внести свой вклад в работу или мысленно аплодируете себе. Здесь все было иначе. От всего, что касалось Матери, от созерцания, как Тони орудует на лестнице в ее платье, у нас все поджилки тряслись». Художник-постановщик Роберт Клэтворти вспоминал: «Больше всего меня удивило то, что на экране все выглядело немного лучше, чем мы ожидали. Это была дьявольская картина, в итоге ставшая единственной, о которой люди говорили в супермаркетах, банках… повсюду».

У сценариста Стефано была более негативная реакция. «Это было ужасно, — говорил он. — После просмотра меня чуть ли не тошнило. Все было неправильно. Не было напряжения. Выглядело небрежно. Когда мы вышли из просмотрового зала, Хич заметил выражение моего лица. «Предстоит много работы, это всего лишь первый грубый монтаж», — произнес он, понимая, что прежде я видел грубо смонтированный материал только раз. Но фильму сильно не хватало наполнения, подобно некоторым кадрам с чучелами птиц на стенах в приемной Нормана. Я боялся, что они решат не включать эти кадры в картину. Хичкок заверил меня, что все будет замечательно». Стефано не мог знать, какую музыку и звук придумал для «Психо» режиссер!

В грубо смонтированном варианте фильма «Психо», который просмотрели Хичкок со своей съемочной группой 26 апреля, не хватало таких важных составляющих, как полноценный звуковой ряд и музыкальное сопровождение. Как бы сильно ни доверял Хичкок своим сотрудникам, он всегда определял конкретные детали озвучивания героев и музыкального фона. Хичкок был настоящим тираном в оценке драматической функции звука и музыки, и он часто вплетал в сценарий свои замечания. В интервью с Франсуа Трюффо Хичкок выразил свое недовольство музыкой Миклоша Рожи к фильму «Завороженный» (1945) и музыкой Франца Ваксмана к фильму «Ребекка» (1940), а также к фильму «Окно во двор» (1954). Фактически в сценарии «Психо» видно, что Хичкок собирался минимизировать музыкальное сопровождение; его намерение достигло своей кульминации в фильме «Птицы», в котором вовсе не звучало никакой музыки. В описании первых кадров «Психо», названных Хичкоком «сценой 1», режиссер пишет:

Шум на городской дороге звучит очень громко, пока камера движется мимо оконных ставень, и несколько затихает на номере в гостинице.

Сцена 2, после того, как Мэрион крадет деньги и едет на машине через город:

[Когда] машина Мэрион останавливается на перекрестке, зритель должен слышать, как затихает ее мотор до едва слышного звука. Очень важно, чтобы шум мотора затих резко, поскольку в кадре не видно, что она остановилась.

В сцене 3 Хичкок пишет о бешеной гонке Мэрион, закончившейся в мотеле Бейтса:

В ночном эпизоде следует усилить звуки машины, когда свет фар отражается в ее глазах. Надо следить, чтобы шум проносящихся мимо автомобилей был достаточно громким, чтобы почувствовать контрастную тишину, когда она оказывается у обочины дороги утром… Перед тем, как пойдет дождь, должен прозвучать гром, не очень сильный, но достаточно громкий, чтобы оповестить о надвигающейся грозе. Как только начнется ливень, шум дождя должен постепенно усиливаться, а шум проезжающих мимо грузовиков должен стать более приглушенным… Естественно, с момента включения «дворников» их шум должен быть слышен постоянно… Шум дождя должен быть очень сильным, чтобы, когда он закончится, стала ощутима тишина и странные звуки капающей воды.

В описании сцены, где детектив проникает в дом Бейтса, предписаны следующие звуки:

Арбогаст прислушивается, задерживает дыхание, слышит нечто, похожее на чье-то движение наверху, но понимает, что это может быть просто шорох самого дома после захода солнца… [Он] медленно поднимается по лестнице, осторожно ставя ноги на ступеньки, пробуя, не скрипят ли они.

В момент встречи Арбогаста со своим убийцей Хичкок предлагает:

Особые замечания должны быть сделаны о шагах по лестнице, потому что, хотя мы не видим «Мать», мы должны слышать шлепанье ее ног на лестнице, когда она преследует Арбогаста.