Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повелся с психопатом Керенским — от него и набрался.
— Правительство пришло к выводу, что ваше посредничество запоздало, — сказал Савинков, — так что распаковывайте, господин Дутов, чемоданы.
— А я их и не запаковывал, — резко проговорил Дутов.
Он думал, что его фраза прозвучит остроумно, но Савинков повесил трубку. Дутов недовольно приподнял плечо, на котором косо сидел мятый мягкий погон с полковничьими просветами, и ожесточенно покрутил рукоять телефонного аппарата:
— Барышня, соедините меня с номером… — он замялся — не знал, откуда ему звонил Савинков, — с которым я только что разговаривал…
На его счастье, это была телефонистка, которая соединяла Савинкова с Союзом казачьих войск, она быстро нашла нужное гнездо. Раздался недовольный голос Савинкова:
— Алло!
— Борис Владимирович, расскажите хоть, что случилось? — попросил Дутов.
— Гм! — было слышно, как Савинков раскуривает папиросу.
Дутову показалось, что он почти наяву видит знаменитого анархиста, видит и его желчную улыбку, и синий дымок над папиросой. — Вы же прекрасно и без моих рассказов понимаете, что могло случиться.
— Понимаю.
— Тогда зачем спрашиваете?
— Затем, что совет Союза казачьих войск усматривает в отказе министра-председателя недоверие, — голос Дутова сделался сухим, каким-то скрипучим, незнакомым, — а раз это так, то мы снимаем с себя всякую ответственность за дальнейшее развитие событий.
— Как хотите, так и поступайте, — равнодушно произнес Савинков, — меня это уже не касается. Я вышел из состава правительства. — и он повесил трубку.
Это была новость! Некоторое время Дутов сидел оглушенный, отказываясь верить в то, что услышал, вяло постукивая пальцами по столу, потом позвал к себе Караулова. Следом — Аникеева.
Оба явились невыспавшиеся, с одутловатыми красными глазами, Дутов вкратце рассказал им, что произошло, затем выругался матом.
— Это — по-казачьи, — усмехнулся Караулов.
— По-нашенски, — поправил его Дутов и, в назидательном жесте подняв указательный палец, сказал: — Наше решение о снятии всякой ответственности надо оформить бумагой, документально, — он потыкал пальцем в воздух.
Так и сделали. Бумагу отправили к Керенскому. Тридцать первого августа Керенский вызвал Дутова в Зимний дворец. Дутов схватился руками за поясницу, изогнулся подбито и заохал жалобно:
— Ох, проклятый ревматизм! Совсем доконал, зараза. Все свое здоровье оставил в окопах… О-ох!
В кабинет Дутова примчался войсковой старшина Греков:
— Что?
— Плохо. О-ох!
Греков и поехал вместо Дутова к министру-председателю.
Керенский, взвинченный, с влажными опухшими глазами, нервно ходил по кабинету, хрустел пальцами, подергивал шеей, — в его организме словно все разладилось, потеряло прежнюю прочность, вид у Александра Федоровича был расстроенный. Увидев Грекова, он остановился, глянул колюче и спросил хриплым надсаженным голосом:
— Откуда, товарищ?
Керенский считал себя последовательным демократом, знал слово «товарищ» и умел им владеть.
— Из Союза казачьих войск, — ответил Греков.
— А где Дутов?
— Заболел.
Керенский все понял, усмехнулся пренебрежительно. Уголки его губ задергались.
— Ну-ну! — Керенский, сунул руки за спину, похрустел там пальцами, произнес еще раз с прежней обидной усмешкой: — Ну-ну!
Голос его наполнился силой, стал звучным. Греков поспешно щелкнул каблуками.
— Союз казачьих войск должен осудить генералов Корнилова и Каледина! — Керенский резко взмахнул кулаком, рассек воздух. — Корнилов — изменник, Каледин — мятежник.
Эта странная формула «Корнилов — изменник, Каледин — мятежник» уже несколько дней сидела у министра-председателя в голове, никакой ветер не мог ее оттуда выдуть.
— Приказываю сделать это немедленно! — Керенский вновь повысил голос, ткнул костяшками кулака в воздух, словно хотел подчеркнуть, что такого решения от казаков сам Господь Бог требует: — Не-мед-лен-но! — по слогам повторил глава кабинета министров.
Греков побледнел, его лицо сделалось подбористым, худым, и он упрямо мотнул головой:
— Этого сделать я не могу.
Керенский вскинулся, будто в живот ему больно ткнули кулаком.
— Почему?
— Не имею полномочий.
Керенский рассвирепел:
— Ну так поезжайте к себе и соберите эти полномочия! К вечеру резолюция чтоб была у меня!
Греков вытянулся.
— Вот-вот, — одобрительно проговорил Керенский. — Иначе Временное правительство откажет в доверии Союзу казачьих войск.
Это было уже серьезно.
Когда Греков вернулся к себе, Дутов сидел за столом и что-то писал — о болезни своей он уже позабыл. Увидев Грекова, отложил ручку в сторону:
— Ну что там, рассказывай.
— Керенский, требует, чтобы мы срочно приняли резолюцию…
— «Корнилов — изменник, Каледин — мятежник»? — перебил его Дутов.
— Так точно!
— Не дадим мы ему такой резолюции.
— Тогда Керенский вызовет нас к себе и арестует.
Дутов с сомнением покачал головой:
— Вряд ли. Не осмелится.
— Настроен он решительно.
— Керенский всегда настроен решительно. Только проку от этого…
Греков оказался провидцем: назавтра Керенский пригласил к себе членов президиума Союза казачьих войск, всех до единого, — и повторил свои требования. В кабинете повисла гнетущая тишина — ни один звук не долетал сюда извне.
— Мы же приняли резолюцию, Александр Федорович, — произнес Дутов, — и предложили свои услуги по наведению мостов… Даже в Могилев собирались ехать.
— Это ничего бы не дало, — Керенский привычно загнул на руке палец, — поскольку с переговорами и вы и мы безнадежно опоздали. А также потому — Керенский загнул еще два пальца, сразу оба, — что решение казачьего офицерства, а не трудовых казаков. Рядовые казаки меня знают и поддерживают, не то, что вы… Можете быть свободны. Сегодня вечером я жду резолюцию.
Дутов ощутил, как по спине у него пополз холодный пот — в голосе Керенского прозвучали зловещие нотки. «А ведь чего доброго, этот отставной адвокат возьмет, да засунет нас в каталажку, — невольно подумал он, — а потом, после короткого разбирательства, поставит под стволы винтовок. Время ныне мутное, горячее, человеческие жизни никто не считает… Греков был прав».
Внешне, однако, Дутов выглядел спокойно. Керенский, словно угадав, о чем он думает, ухмыльнулся неожиданно ехидно, понимающе и помотал перед лицом казачьего предводителя сухой ладошкой: