– И где ты нас разместишь? Мне придется жить в твоих покоях? – Меня передернуло от этой перспективы.

– Нет, – покачал он головой. – Мне это не подходит. Я выделю вам другие покои, лучше этих. В этом дворце или в отдельном доме. Ты можешь обставить их сама. От тебя будет требоваться только посещение государственных приемов, ничего более.

Предложенное я должна была получить с самого начала, еще перед отплытием в Афины. Я же не получила ничего. Ничего, кроме горечи знаний, которых предпочла бы не иметь.

Напротив меня, тихо барабаня пальцами по столу, сидел убийца моей сестры. Я перевела взгляд на маленький самодельный алтарь. Я обращалась за помощью к Дионису как к мужу моей сестры. Теперь нужно обращаться к нему как к богу, чьим именем прикрывали ложь. Мольба уже складывалась в голове, и я почти чувствовала в пальцах бутылочку с маслом. Мне не терпелось, чтобы Тесей ушел и я приступила к молитвам.

– Прости. Я понимаю тебя, но, отозвав обвинение, проявлю неуважение к богам, – поспешно заговорила я. – Справедливость восторжествует. Боги свершат правосудие, а я это засвидетельствую.

Я думала, Тесей станет спорить, но нет.

– Хорошо. Ты пожалеешь об этом, но ты сама сделала выбор. – Он поднялся и будто бы рассеянно провел рукой по росписи на стене.

– Это дитя – твой внук или внучка, – сказала я ему в спину.

– Знаю, – отозвался он. – Мое предложение не было бы столь щедрым, будь это не так. Я дал тебе второй шанс.

Тесей вышел в коридор. Вскоре вернулся на свой пост охранник. Он встал возле двери, не глядя на меня. Я затворила дверь, взяла бутылочку с маслом и вновь поставила ее на место. Она вдруг показалась мне очень тяжелой. Но что еще я могла предпринять? Я начала готовить возлияние для богов, периодически прерываясь на то, чтобы смахнуть со щек слезы.

Кандакия

Я не хотела давать показания. Чем они помогут? Старую служанку мужчины слушать не будут. Минос и годы тому назад этого не делал. Я пыталась поговорить с Трифоном и Критоном, но они не обращали на меня внимания. Хотела обсудить это с Федрой, правда хотела, но не смогла, глядя ей в лицо, сказать, что не буду давать показания в ее пользу. Слишком многое она пережила.

Каждый раз, когда я пыталась обратиться к Трифону или Критону, язык прилипал к нёбу и потели ладони. Никогда еще я не находилась в таком положении. ни разу не оставалась с двумя мужчинами наедине. О, они вели себя довольно любезно, ободряли меня, обещали, что на суде будет легче. Как это возможно? На суде будет не двое, а сотня мужчин. Они будут смотреть на меня, даже кричать. Федра рассказала, как это было с ней.

Ночью, перед сном, я спросила Федру еще раз, не можем ли мы просто покинуть Афины, вернуться на Крит под защиту царя. Она промолчала. Возможно, я опоздала: принцесса уже уснула.

* * *

На следующее утро Трифон с Критоном пришли в наши комнаты, чтобы проводить меня в зал суда. Якобы для поддержки, на самом же деле из боязни, что я сбегу. Я не собиралась сбегать, о чем пожалела, когда они вели меня под руки с обеих сторон.

Мой приход в зал сопроводил взрыв хохота. Я огляделась в поисках поддержки, но увидела вокруг только мужчин. Критон выдвинул для меня кресло, я села в него и низко опустила голову в надежде, что все скоро закончится. Федре здесь было гораздо сложнее.

Тесей не единожды призывал мужчин к порядку. Наконец все умолкли, и в тишине громко прозвучал голос одного продолжавшего говорить мужчины:

– Этой изнасилование не грозит. Я бы скорее обезьяну отымел… – Голос оборвался, словно мужчина устыдился сказанного.

Я ползком убралась бы на Крит, если бы могла.

– Госпожа, – начал Критон мягко и тут же был прерван разными голосами: «Не госпожа, а служанка», – но продолжил и глазом не моргнув: – Расскажи нам о том дне, когда царица вернулась в свои покои, скажем так, не в лучшем своем виде. Она выглядела так, будто на нее напали?

Я окаменела, хотя мы репетировали это. О чем я должна рассказать? О том, как Федра истекала кровью? Раздалось улюлюканье, но я не подняла глаз.

Критон несколько раздраженно уточнил:

– Ты можешь рассказать нам, что случилось летом, когда Федра вернулась в покои после встречи с Ипполитом? В каком состоянии была царица?

– Истекала кровью, – тихо ответила я. – Ей было больно… там.

Вокруг звучали смешки.

– Критон, это нелепо, – раздался голос Тесея. – Эта женщина по-гречески еле говорит. Она может поведать нам что-то, чего еще не рассказала царица?

– Было похоже на то, что произошедшее случилось по взаимному желанию? – поспешно спросил Критон.

Я мотнула головой, затем сказала:

– Нет.

Я осмелилась поднять взгляд и посмотреть на окружавших меня мужчин: таких огромных, занимавших столько пространства. Я слышала их горячее дыхание и запах лошадей. Они сидели, развалившись на скамьях и раскинув ноги. Мне хотелось сжаться, свернуться в крошечный клубочек. Я подумала о Федре, месяцами боявшейся покидать наши комнаты, вскинула голову и взглянула прямо в лицо царю.

– Она мучилась от боли. Рыдала. Чуть не умерла. Разве могла она желать подобного?

– Благодарю. Ипполит, у тебя есть вопросы к Кандакии? – Критон неверно произнес мое имя, поставив ударение на слоге «Кан» вместо «да».

– Нет, – ответил принц. – Она служанка и лжет ради своей госпожи. Я никогда не видел ее раньше и, надеюсь, не увижу впредь.

По залу прокатился шепот согласия, но я не прислушивалась. Мне вспомнилось, как я подавала Ипполиту еду и просила встретиться с царицей. Он видел меня. И не видел. Мы все для него на одно лицо.

* * *

Тесей сделал перерыв. Выходя из зала, мужчины пихали и толкали меня из стороны в сторону. Наверное, понаставили мне синяков. Опустив лицо в ладони, я ждала, когда все уйдут. Наступила тишина, и я огляделась в поисках Критона или Трифона, но они ушли с остальными. Я тяжело вздохнула. Во всяком случае, все закончилось.

На ноги я поднималась осторожно, скрипя суставами. Я бы не успела приготовить ужин за то время, что находилась тут, но чувствовала себя так, будто прошла вечность. Я снова огляделась – никого – и медленно пошла к двери. В голове уже крутились дела, которые нужно сделать. Приготовить обед для Федры. Сменить ей постельное белье. Отдыхать некогда. Я мысленно перебирала предстоящие дела, когда увидела их. Троих. Троих мужчин. Юных, годящихся мне в сыновья. Поджидающих меня. Я сразу поняла, что меня ждет. И поняла, что простыни я сегодня стирать не буду, а возможно, не буду стирать уже никогда.

Федра

Трифон и Критон сказали, что мне нельзя присутствовать в зале при даче показаний, поэтому я ждала Кандакию в своих покоях. Мерила шагами комнату возле постели, с одышкой, покачиваясь из-за большого живота. Мне хотелось чем-то порадовать Кандакию – к примеру, приготовить ее любимое блюдо, – но я не знала ни что она любит, ни как это готовить. Я жалела, что мы не обнялись перед ее уходом, но на это не было времени – так быстро Трифон с Критоном ее увели. И, наверное, это к лучшему. Не хотелось бы ее смущать.

Наконец я услышала в коридоре голоса. Ругались двое мужчин. Я прислушалась.

– Для чего это надо было делать, Критон? Мы лишь потеряли время и выставили себя некомпетентными.

– Ты ведешь это дело или я?

– Тише…

У двери голоса затихли.

Я нервно прикусила заусенец на пальце. Они не скажут мне правды, но, похоже, все прошло не очень хорошо. Нужно было запретить им допрашивать Кандакию. Рот заполнил резкий привкус, закровоточил палец.

В дверь постучали. Я отворила ее и отступила, пропуская мужчин. Сначала Трифон, а за ним и Критон