пожаловать в мое скромное жилище, господин, – многозначительно произнесла я, и Тесей покраснел. – Прошу, садись сюда или сюда – куда пожелаешь.

– Прости. Я не осознавал, что твои комнаты так скудно обставлены. На Крите ты привыкла к другому.

Мне вспомнились покои царицы: фрески, мягкие подушки и возлегающие на них женщины из материнской свиты – общающиеся, смеющиеся, полностью расслабленные. Я заметила, что голос Тесея при малейшем упоминании Крита становился горьким и глухим. Осознавал он что-либо или нет, ему в любом случае было все равно.

– Я не сужу тебя за это, – солгала я и скупо улыбнулась. – Прошу, садись.

Мы заняли кресла за моим громадным столом. Я ждала, когда Тесей заговорит.

– Этот суд… – сказал он и умолк.

Я молчала, и Тесей начал снова:

– Этот суд не может продолжаться.

– Так положи ему конец, – нахмурилась я. – Ты царь.

– Все не так просто, – отрывисто отозвался он и обвел взглядом комнату. – Ты думала о том, что будешь делать по завершении суда?

– Это зависит от того, признают Ипполита виновным или нет, – резко ответила я. Мы впервые после свадьбы обменялись не парой-тройкой слов. Тесей выглядел раздраженным. Помнится, на корабле по пути в Афины он назвал меня немой. Кажется, прошла целая вечность.

– И что, если его признают виновным? Ты носишь его ребенка.

– Значит, ты мне веришь?

– Неважно, верю я тебе или нет.

Тесей привстал. Наверное, хотел пройтись по комнате, как делают ораторы, но помешал кошмарный стол. Хоть на что-то сгодился.

– Это важно мне, – заметила я. – Зачем ты пришел?

– Суд нужно завершить до того, как дело дойдет до вердикта. Я пришел предложить тебе безопасное возвращение на Крит. Тебе, твоему нерожденному ребенку и твоей служанке.

– И все? Ты думаешь, я не могу устроить отплытие на Крит? – слова вырвались сами собой.

Тесей посмотрел мне в лицо своими ледяными серыми глазами.

– Тогда почему ты этого не сделала? Почему решила уничтожить моего сына?

– А ты не уничтожил мою семью? – поинтересовалась я.

Он озадаченно взглянул на меня.

– Моего брата и мою сестру. Ты обратил мою сестру против родных и убил моего брата.

– Брата?.. Ты о чудовище? Я оказал твоему отцу услугу, уничтожив зверя.

– Минос не чудовище, – процедила я сквозь стиснутые зубы, отвернулась и уставилась в стену, не давая пролиться слезам.

– Твой отец?

Я покачала головой, наблюдая за тем, как на Тесея нисходит понимание.

– Ты говоришь об уроде? О боги, Минос назвал его в честь себя? Похоже, мальчишка был не таким уж и чудовищем. Что же касается…

– Ты убил его… – Мой голос был тих и слаб.

– Да, убил. Твоя шлюха сестра взяла с меня обещание, что я буду добр к нему. Я и проявил доброту, убив его одним быстрым ударом. Она, разумеется, имела в виду другое, но прекрасно знала, какой я человек.

– Ариадна не знала, что ты собираешься его убить?

– Мое намерение было очевидно. Не понимаю, почему она не догадалась. – Он говорил прямо как Ипполит. Как угрюмый мальчик, у которого что-то пошло не по плану. – Конечно, я собирался его убить. Ариадна сказала, что он никогда не причинял никому вреда. Ну а в Афинах говорят другое! Дурак проклятый, он даже не был вооружен, пытался вразумить меня. Лучше бы бежал или, еще лучше, сражался. Твоя сестра хотя бы попыталась дать отпор… – Тесей осекся, увидев на моем лице неприкрытый ужас.

Мы молча смотрели друг на друга, пока до меня медленно доходило значение его слов.

– Ариадна живет с Дионисом, в божественном чертоге, – наконец отмерла я.

Тесей фыркнул.

Я не могу дышать. Я умру. Умру от нехватки воздуха, убитая Тесеем: его слова не хуже рук сдавили мне горло.

– Ты сказал моим родителям, – выдавила я, – перед всем двором сказал, что ее выбрал Дионис.

– Не мог же я сказать, что ее тело лежит в трюме моего корабля. Боги мои, ты, конечно, юна, но далеко не ребенок, Федра. Ты должна была понять, как поняли твои родители.

Мне вспомнилось видение Ариадны с отпечатками рук на шее. Она посоветовала остерегаться Тесея. Вспомнилась мама, стенавшая, что трое ее детей погибли от рук афинян. Он прав. Я должна была понять.

– Как это случилось? Прошу, расскажи. Сейчас тебе это ничем не грозит.

Тесей вздохнул.

– Рассказывать-то нечего. Ариадна помогла мне найти путь в центр лабиринта в обмен на то, что я возьму ее с собой в Афины. Сама же спряталась на моем корабле. Узнав о смерти чудовища, она пришла в ярость.

Я поморщилась при слове «чудовище». Тесей заметил, но рассказ не прервал:

– Ариадна бросилась на меня с кулаками, грозила рассказать обо всем вашему отцу. Она уничтожила бы меня, а вместе со мной – и Афины.

– И ты…

– И я схватил ее руками за горло и задушил.

Тесей с вызовом уставился на меня: брошусь ли я на него, как моя сестра. Но нас разделял стол и меня отягощал ребенок.

– Чего ты добиваешься, Федра? Хочешь разрушить жизни Ипполита, мою и свою? Образумься.

Его тон по-прежнему выдавал раздражение, но я развернулась к нему медленно, неспешно.

– С чего бы это? – Слова капризного дитя, ну и пусть. Я и впрямь хочу разрушить жизни обоих.

– С того, что тебе надо думать не только о себе, но и о ребенке.

У меня вырвался невольный вздох, и Тесей понял, что задел меня.

– Ты считаешь меня бездушным, я понимаю. Винишь меня в смертях своих близких. Может, ты и права, кто знает. Но есть тот, кем я дорожу всем сердцем. И это мой сын. Ради него я сделаю что угодно, Федра.

– Почему твой сын важнее меня? Почему ему позволено бить меня? Почему позволено… – дыхание перехватило, и я отвела взгляд: – Насиловать? Где справедливость?

– Ну сколько это длилось? Так долго, что солнце успело пропутешествовать по небу? Сомневаюсь. Скорее всего, это заняло толику времени. И ты… – Тесей протянул руку через стол, ухватился пальцами за мой подбородок и заставил взглянуть на себя. – Смотри на меня, когда я с тобой говорю. Ты хочешь разрушить Ипполиту жизнь из-за нескольких неприятных мгновений?

Нескольких неприятных мгновений? Я не могла ответить ему: так крепко он сжимал мои челюсти. И, наверное, это к лучшему, ведь я не знала, что сказать. Неприятно ли мне было чувствовать раздирающую изнутри боль, нескончаемую и нестерпимую? Неприятно ли было лежать и умирать? Неприятно ли было обнаружить, что под сердцем у меня ребенок мужчины, которого я никогда больше не хочу видеть, а потом чувствовать, как растягивается мой живот и слабеют ноги, отчего каждый шаг напоминает о нем? Неприятно ли мне то, что теперь я не могу свободно пройти мимо мужчин, ведь любой из них с легкостью одолеет меня. И неприятно ли мне бояться того, что один из них надумает взять меня силой?

Должно быть, прерывистое дыхание и жгучий взгляд выдали мои чувства Тесею, поскольку он разжал пальцы и отодвинулся.

Мы некоторое время смотрели друг на друга. Я изучала его холодные серые глаза, прямой длинный нос, жесткие тонкие губы. Мой ребенок будет похож на него?

Словно прочитав мои мысли, Тесей произнес:

– Возможно, сейчас, глядя на свой живот, ты видишь лишь человека, которого ненавидишь. Но рождение малыша… изменит тебя. Меня изменило.

Я пристально смотрела на него, продолжая молчать. Вряд ли он говорил так из практических соображений. Я задумчиво положила ладонь на живот. Я боялась родить чудовище, мальчика, который будет напоминать мне Ипполита и Тесея. А если малыш пойдет характером в добродушного Миноса? Это мой ребенок.

– Так что ты предлагаешь? Безопасного возвращения мало.

– Признание ребенка законнорожденным. Ведь я могу заявить, что он мой, а не Ипполита. Почему бы и нет? В конце концов, мы женаты.

– Тебя долго не было, – медленно произнесла я.

Тесей пожал плечами.

– Спустя время все позабудут об этом. Думаешь, Эгей помнил, в каком году посетил мою мать? Мы слегка приукрасим историю.