Судя по тому, как вытянулась физиономия Фенестелы, опцион верил в осуществимость этого плана не больше чем сам командир. Однако он не стал спорить, а лишь оскалил зубы.

– Что скажете, братья? Покажем этим дикарям, что такое настоящий римский воин?

Легионеры что-то буркнули в знак согласия. Сердце Тулла сжалось – они знали, что построиться клином – это значит приготовиться к смерти.

– Вы прекрасные парни, – сказал он. – Строимся!

Сам Тулл валился с ног от усталости, однако занял место в острие клина. Это была самая опасная позиция, но ведь он центурион!

Из-за палисада по-прежнему не раздалось ни единого крика. Солдаты сомкнули ряды за спиной своего центуриона. Фенестела, понося узипетов на чем свет стоит, встал за правым плечом Тулла. Щербатый легионер, прослуживший в его центурии более десятка лет, – за левым, пробормотав себе под нос, что он сделает со следующим варваром, на которого наткнется его меч. Тулл, даже не оборачиваясь, знал: они стоят за его спиной – потные, усталые, забрызганные кровью, готовые следовать за ним даже во врата Гадеса.

– Вперед! – крикнул он и перешел на бег, сосредоточив взгляд на варваре с длинными косами и овальным синим щитом. «Убей его первым и двигайся дальше, – приказал он себе. – Больше ни о чем не думай».

Наконец до его слуха донеслись голоса. Вернее, даже не голоса, а звучавшая в них тревога. Тулл тотчас слегка замедлил бег и покосился на ворота. Стоявшие рядом с ними два узипета что-то кричали и жестикулировали. Центурион не смог разобрать их слов, но в его сердце проснулась надежда. Когда же он увидел, что через палисад карабкается чья-то фигура – ауксиларий из числа соплеменников Арминия, – а затем и другая, он возликовал. Нет, он понятия не имел, почему палисад штурмуют ауксиларии, а не легионеры, но в данный момент не это было главным.

– Стоять! – рявкнул Тулл.

Солдаты остановились, но он спиной ощутил их растерянность.

– Зачем? – шепнул Фенестела, обдав его ухо жарким дыханием.

Тулл указал мечом. Охранявшие ворота узипеты также заметили штурмующих палисад ауксилариев и теперь что-то громко орали. Между тем на палисаде показались пятеро херусков, затем восемь, затем целый десяток. После этого штурм продолжился вдоль всей стены. Поначалу Тулл был сбит с толку – сколько же их там на самом деле? – но как только понял, рассмеялся. Эти хитрые ублюдки штурмовали палисад со спин своих лошадей! Посмотрев на лица узипетов, перегораживавших ему путь, он дал варварам несколько секунд на то, чтобы те, осознав свое положение, поддались панике. Между тем херуски уже убрали часовых и спрыгивали внутрь частокола.

– А теперь вперед. Они дрогнут, – сказал Тулл Фенестеле.

– Командуй, центурион, – отозвался тот.

Тулл рявкнул приказ, и они устремились вперед. К великой радости римлян, храбрость узипетов таяла на глазах, как туман в лучах солнца. Лишь три храбреца остались стоять спиной к воротам. Тулл и его небольшой отряд в считаные мгновения превратили их в кровавую массу. Затем, сняв щиты и вложив в ножны мечи, они поднатужились и приподняли из скоб тяжелое бревно, запиравшее ворота. Снаружи уже доносились удары рукояток мечей о дерево. Значит, Фортуна не изменила нам, подумал Тулл, вместе со своими солдатами отводя в сторону бревно и широко распахивая ворота.

Его едва не сбил с ног встречный поток херусков, которые тотчас ворвались внутрь. Ладно, пусть они прикончат узипетов, подумал он и, пока те неслись внутрь, тяжело прислонился к стене и закрыл глаза. Боги, как же он устал!

– Смотрю, ты еще живой.

Услышав голос Арминия, Тулл открыл глаза.

– Только благодаря твоим воинам, – ответил он. Странно быть благодарным человеку, которому не доверяешь… Но так оно было.

Арминий кивнул, принимая благодарность.

– Я удивился, почему он дал тебе так мало солдат. Но еще более странно, что, когда ты атаковал, он ждал и прислушивался, словно лиса у курятника. Не знаю, пришел бы он вообще тебе на помощь.

Тулл ощутил, как его изнутри душит гнев. Этот сукин сын Туберон надеялся на его смерть.

– Центурион! – рядом с ним вырос Фенестела. – Херуски убивают всех подряд узипетов. – Он посмотрел на Арминия. Тот лишь пожал плечами:

– У них разыгралась кровь. Как и у вас.

Тулл потер глаза. Те саднили от пота и усталости. Похоже, Арминий нарочно истребляет узипетов. Впрочем, в данный момент ему было все равно.

– Если ты забыл, Фенестела, то я напомню: ублюдки надеялись изрубить нас в мелкие куски.

– Как же, помню, – отозвался опцион. – Туда им и дорога.

– Верно, – согласился Тулл, радуясь тому, что жив. – Туда им и дорога.

Оба даже не заметили радостного блеска в глазах Арминия.

* * *

По возвращении в Ветеру солдаты Тулла разошлись по казармам. Сбросив с себя окровавленное снаряжение, потные и усталые, легионеры первым делом отправились в баню. Афер и его контуберний решили сделать то же самое. Все, кроме Пизона.

– Хочу проведать в лазарете Вителлия. Посмотреть, как его дела.

– Он получил легкое ранение, – возразил кто-то из товарищей. – Сходишь к нему позже, сначала нужно смыть с себя усталость и грязь.

– Нет, я лучше схожу к нему, – стоял на своем Пизон.

– Тогда скажи ему, чтобы его старая задница поскорее возвращалась к нам, – отозвался Афер. – Мне уже скучно без шуточек.

– Я так ему и скажу, – ответил Пизон.

Он сильно переживал за Вителлия. Тот лишь совсем недавно оправился от кулаков Ая и его подручных, а сегодня, когда Туберон потребовал неожиданную атаку, Тулл выбрал его для участия в штурме палисада. Пизон корил себя: Вителлий оказался втянут в драку по его вине, пострадал по его вине, а значит, по его вине, не будучи до конца здоровым, получил сегодня рану. Чтобы загладить свою вину, Пизон заглянул к квартирмейстеру, чтобы купить вина. Вообще-то в армии это было запрещено, но, как известно, за звонкую монету происходят и не такие чудеса.

Захватив кувшин, прикрытый куском ткани, в котором плескалось якобы лучшее сицилийское вино, Пизон направился прямиком в лазарет-валетуденарий.

Это большое квадратное строение, расположенное рядом с северными воротами, выходило фасадом на главную улицу. В фасадной части был просторный вестибюль, а по периметру внутреннего двора тянулись два ряда палат, разделенных крытым коридором, что позволяло лекарям и пациентам передвигаться по лазарету в любую погоду. Хотя в целом шансы выздороветь после ранения или болезни были высоки, любителей попасть сюда по собственной воле особо не находилось. Пизону приходилось бывать здесь дважды: сначала из-за рези в глазах, затем по причине вывиха запястья. Но он ни разу не приходил сюда, чтобы проведать товарища, тем более раненного в сражении.

Стоило переступить порог лазарета, как в нос ему ударил резкий запах уксуса – врачи использовали его для обеззараживания. Пизону этот запах почему-то нравился. Приемный покой был забит раненными во время штурма палисада легионерами. Тяжелораненые стонали. Некоторые лежали неподвижно, будто уже умерли. Бедняги, подумал Пизон. Единственными, кто был рад оказаться здесь, являлись солдаты с легкими ранениями. К приему раненых уже был приготовлен ряд носилок, чтобы отнести их внутрь лазарета. Состояние каждого определял совет из лекарей и санитаров.