Успокоившись, Коля похлопал друга по колену:

— Ладно, не волнуйся. Не съедят тебя твои домочадцы. А мыла я вам привезу. Давай кончать дело.

Снаряженная мина была в конце концов вручена Генеку Ясневскому, а тот в 7 часов утра следующего дня передал ее на глазах у Ванды Михалю Ходаковскому. Несмотря на ранний час, Михаль был уже изрядно навеселе, хотя держался на ногах довольно твердо, и заверял Генека, что ничего не перепутает.

— Как бы не струхнул твой пьянчужка, — шепнула Ванда своему «жениху» Генеку, — давай проедем с ним пару остановок.

Так и сделали. На каждой станции Ванда и Генек подходили к вагону Михаля (третьему от паровоза) и проверяли, все ли в порядке. Михаль успокаивающе махал им рукой. Движения его были неуверенные: за два перегона он явно успел несколько раз приложиться к бутылке с самогоном, без которой он никогда не отправлялся в рейс.

С первым же встречным поездом Ванда и Генек направились в обратный путь.

Михаль Ходаковский, несмотря на все опасения, выполнил свое обещание. 12 августа 1943 года в два часа дня, когда эшелон проходил сквозь гулкий пролет железнодорожного моста через Горинь, он сбросил чемодан с миной ударного действия… Оглушительный взрыв расколол воздух… Мост перестал существовать. Хвостовые вагоны с грохотом полетели в реку вместе с гитлеровскими офицерами и солдатами, танками и орудиями, спешно отправляемыми на Восточный фронт.

Когда Ванда и Генек прибыли в Здолбуново, в городе царила паника. На станции метались охрипшие от ругани жандармы и гестаповцы, спешно отряжались аварийные команды, пронзительно выли сирены. А через некоторое время стали прибывать открытые платформы и машины с ранеными при взрыве гитлеровцами.

В течение двух недель фашисты, стянув к Горини с обеих сторон аварийные поезда, растаскивали обломки моста и вагонов, вытаскивали из воды трупы убитых. Поначалу гестапо решило, что диверсию учинили солдаты из охраны, разбежавшиеся от страха по окрестным лесам. Их стали разыскивать и расстреливать на месте. Но потом фашисты напали все же на правильный путь. Михаль Ходаковский, сильно обожженный при взрыве, попал в госпиталь. Какой-то сердобольный солдат — сосед по палате — предложил ему стаканчик-другой шнапса. Охмелев совершенно, Михаль расхвастался, что мост взорвал он, а мину ему дал «Генек с Костельной улицы». Пьяная болтовня не осталась незамеченной: на квартиру Ясневского ринулись гестаповцы. Но там они никого не застали: расставшись на станции с Вандой, дрожащий от страха Генек ринулся подальше, куда глаза глядят. Проклиная свою любовь, «лондонское правительство» и собственную дурость, «жених» забрел на городское кладбище, где забился в какой-то старый склеп. Здесь, полуживой от страха, он отсиживался до тех пор, пока его не разыскали наши разведчики.

Узнав от ничего не подозревавших соседей, что пан Генек встречался с девушкой Вандой Пилипчук, гестаповцы немедля устремились к ней.

Ванду спасла чистая случайность: просто она выглянула из окна на улицу как раз в ту секунду, когда из-за поворота показались черные мундиры гестаповцев. Не раздумывая, девушка выпрыгнула в другое окно, выходящее в соседский сад, и окольными путями добралась до Жукотинских. Тут она встретилась с Николаем Гнидюком.

Как выяснилось позднее, немцы не стали даже обыскивать дом Пилипчуков — так они были уверены, что «девчонка» не имеет никакого отношения к взрыву. (Между тем в печке они могли бы найти две противотанковые гранаты, что наверняка поколебало бы их уверенность.) Гестаповцы взяли лишь фотографию Ванды, чтобы разыскать по ней девушку, которая, по их расчетам, могла бы раскрыть местонахождение своего «жениха». На рассвете Авраамий Иванов встретился с Вандой около багажного отделения станции, усадил ее в пустой товарный вагон, проводил до станции Клевань, а оттуда на «маяк».

На «маяке» Ванда пробыла трое суток, а затем вместе с доставленным туда Генеком под охраной роты Маликова добралась в отряд. В пути не обошлось без приключений: около села Руды Красной произошла очередная стычка с бандой украинских националистов.

Рота потерь не понесла.

Авраамий Иванов, вернувшись в Здолбуново, передал Гнидюку записку от Ванды с просьбой предупредить об опасности близких. Той же ночью обе семьи — Пилипчуков и Жукотинских — оставили город и ушли в отряд. Утром в их дома и квартиры нагрянули гестаповцы, но никого не застали.

Так было выполнено ответственное задание Москвы.

Д. Медведев

ВОСПОМИНАНИЯ

Возмездие

Эрих Кох… Пауль Даргель… Герман Кнут… Эти имена были хорошо известны в Западной Украине, временно захваченной гитлеровцами. Главари гитлеровской шайки со своими подручными грабили, душили, уничтожали все живое на украинской земле. Одно упоминание этих имен вызывало содрогание и ненависть. С их именами связаны застенки и виселицы, рвы с заживо погребенными, грабежи и убийства, тысячи и тысячи погибших ни в чем не повинных людей.

Эрих Кох, являясь одновременно рейхскомиссаром Украины и гаулейтером Восточной Пруссии, в Ровно бывал только по нескольку дней, наездами, а остальное время проводил в Кенигсберге, где у него были собственные заводы и фабрики. Пауль Даргель, правительственный президент, заместитель Коха по «политическим делам», почти безвыездно находился в Ровно. Лишь время от времени он вылетал в Киев, Николаев, Днепропетровск или другие города, чтобы на месте направлять «деятельность» своры гитлеровских правителей. Руководство сетью националистических банд исходило тоже от Даргеля.

Николай Иванович Кузнецов уже давно готовился совершить акт возмездия над гитлеровскими главарями на Украине. В начале сентября в течение нескольких дней мы подробно обсуждали план действия.

Перед уходом из лагеря, прощаясь со мной, Кузнецов передал мне запечатанное в конверте письмо.

— Это на всякий случай. Сберегите, — сказал он и, пожав мне руку, быстро ушел.

Я посмотрел на письмо. На конверте было написано только четыре слова: «Вскрыть после моей смерти».

Валя Довгер к этому времени уже работала в рейхскомиссариате. Она должна была изучить распорядок дня Даргеля: когда он приходит на работу, когда уходит, все его приметы. Это поручение Валя тщательно выполнила. Она рассказала Кузнецову все подробности, даже провела его по маршруту, где обычно проходил Даргель. При этом сказала, что Даргель ежедневно выходит из рейхскомиссариата в 14 часов 30 минут и при нем всегда адъютант с кожаной папкой красного цвета. Самого Даргеля Николай Иванович видел только раз на параде, когда тот выступал с речью, и надеялся на свою память.

Это было 20 сентября. Шофер ровенского гебитскомиссариата, военнопленный Калинин, предоставил Николаю Ивановичу новенькую легковую машину «оппель-капитан» — личную машину гебитскомиссара.

На эту машину за шофера сел Струтинский, одетый в форму немецкого солдата, и седоком — Кузнецов, все тот же лейтенант Пауль Зиберт.