— Пан позволит проводить его до улицы? — и он подхватил отяжелевшего гестаповца под руку. «Пан» позволил.

А у самой калитки вдруг зашептал Гнидюку, обдав его спиртным перегаром:

— А знаете, что я еще скажу вам, так не такие уж умники эти партизаны. Будь я на их месте, показал бы немцам, пся крев!

Когда Николай вернулся в дом, Ванда рассказала ему, что гестаповец влюблен в нее по уши, уговаривает ее выйти за него замуж, обещая все земные блага и даже достать «синеву с неба». Ей он противен, но она водит его за нос, так как он спасает ее от угонов в Германию.

Гнидюк сообщил о Ясневском в отряд. Мы дали Николаю указание постараться извлечь пользу из Генека, используя его жадность к деньгам и влюбленность в нашу разведчицу.

Очень скоро одуревший от любви гестаповец согласился, конечно, не бескорыстно, давать разные сведения. Разумеется, ему не сообщили для кого. В присутствии Гнидюка и Ванды Ясневский стал на колени перед иконой «матки боски», поклялся, что он никогда, ни при каких обстоятельствах не изменит панне Ванде, выполнит любые ее поручения, никого не выдаст, и подписался под присягой.

Ясневский, вероятно, считал Гнидюка представителем польского эмигрантского правительства в Лондоне, так как неоднократно распинался перед ним в своей преданности Речи Посполитой.

Без особого труда мы стали регулярно узнавать от него планы гестапо, даты облав, ночные пароли, расположение секретных постов, имена и адреса секретных агентов.

А в один, как говорят, прекрасный день Николай и Ванда потребовали от Генека помочь им во взрыве моста. Ясневский начал уверять их, что для своей невесты он все сделает, и, подумав, сказал, что один из его секретных агентов проводник Михаль Ходаковский из фольксдойче, пьяница, готовый за деньги продать кого угодно, пожалуй, пойдет на это дело. На следующее утро Ясневский сообщил Гнидюку, что за 2 тысячи немецких марок (что равнялось 20 тысячам оккупационных марок) Ходаковский согласен при переезде через мост с тамбура своего вагона сбросить мину.

Командование отряда одобрило этот план и дало для начала 10 тысяч оккупационных марок. Позднее выяснилось, что «честный патриот» Ясневский вручил своему подручному только половину полученных им денег.

Когда план действий был окончательно разработан, Гнидюк поручил Ванде перенести из дома Шмерег на квартиру Жукотинских необходимое количество взрывчатки.

Утром девушка отправилась по указанному адресу на улицу Ивана Франко. Около нужного дома остановилась. Поднялась на крыльцо. На стук ей отворила дверь худощавая женщина средних лет.

Смерив Ванду с головы до ног настороженным взглядом, женщина (это была Анастасия Шмерега) неприветливо спросила:

— Что нужно?

Холодный тон не смутил Ванду: на оккупированной территории постоянная настороженность никому не казалась чем-то необычным. Отчетливо произнесла заученные слова пароля:

— У вас продается новое платье?

Не удивившись, совершенно безучастным тоном Анастасия назвала отзыв.

— Да. Вам оно подойдет.

Девушка вошла в дом. Убедившись, что на улице никого нет, Анастасия плотно затворила за ней дверь.

В комнате с плотными занавесками на окнах находились уже трое мужчин — братья Шмереги и Дмитрий Красноголовец. Ванде указали на стоящий на полу коричневый чемодан.

— Донесешь?

— Донесу, — беззаботно ответила Ванда, взялась за ручку и зарделась, поняв опрометчивость своих слов: чемодан оказался тяжеленным — весом около пятидесяти килограммов.

Шмереги и Красноголовец выжидающе молчали. Они прекрасно понимали, что чемодан с взрывчаткой слишком тяжелый груз даже для такой крепкой дивчины, как Ванда. Однако другого выхода не было. Эти трое готовы были выполнить любое задание, но перенести чемодан со смертоносным оружием через весь город должна была именно Ванда, а не кто-либо другой, Так полагалось по утвержденному плану. И они молчали.

Крепко зажав в мгновенно вспотевшей ладони кожаную ручку, девушка, не говоря ни слова, шагнула к двери. Все облегченно вздохнули: эта донесет.

Выйдя на улицу, Ванда невольно зажмурила глаза от слепящих лучей щедрого украинского солнца. Яркость лучей его ощущалась настолько осязаемо, что на секунду девушке показалось, что они насквозь пронизывают бурый чемодан, раскрывая редким прохожим тайну его содержимого.

Когда наваждение спало, Ванда решительно двинулась по направлению к дому Жукотинских. Путь на Длугу улицу был для нее действительно долгим. Тяжелый чемодан оттягивал плечо, пальцы немели. Когда они почти разжимались, девушка меняла руку. Усталость даже притупила чувство опасности. Девушка не знала, что боковыми улицами, сзади, справа, слева, идут незнакомые ей люди, готовые, в соответствии с приказом командования, защитить ее с оружием в руках.

— Могу я просить панну об услуге? — резкий мужской голос с немецким акцентом словно толкнул ее в грудь. Охнув, девушка опустила чемодан на землю. Широко расставив ноги в лакированных сапогах, перед ней стоял немецкий офицер с погонами обер-лейтенанта и Железным крестом первого класса на мундире.

Из-под козырька низко надвинутой фуражки на Ванду не мигая смотрели, как ей показалось, бесцветные, словно оловянные, глаза. Ванда почувствовала, как внезапно пересохло в горле, в груди словно застрял комок, и ни протолкнуть его, ни выдохнуть.

Офицер небрежно бросил к козырьку два пальца и вежливо спросил на том уродливо немецко-польско-украинском жаргоне, который употребляли оккупанты для «общения» с местными жителями:

— Как пройти на Длугу улицу?

С трудом взяв себя в руки, Ванда указала дорогу. Даже заставила себя кокетливо улыбнуться. Поблагодарив, офицер зашагал прочь той нагло-деревянной походкой, которой обладает только одно племя на земле — кадровых прусских офицеров.

Взглянув на мерно покачивающуюся, обтянутую узким серым френчем спину удаляющегося фашиста, девушка облегченно вздохнула и, смахнув со лба капельку пота, снова взялась за ручку чемодана.

Так Ванда Пилипчук в первый и последний раз в жизни встретилась с Николаем Ивановичем Кузнецовым. По плану операции «обер-лейтенант Пауль Зиберт» специально приехал в Здолбуново, чтобы выручить Ванду в случае, если другая охрана не сможет отвести от девушки беду.

Чемодан со взрывчаткой был благополучно доставлен в дом Жукотинских. Здесь он попал в умелые руки Николая Гнидюка и Жоржа, которым предстояло окончательно снарядить мину.

В разгар работы в комнату неожиданно вошли мачеха Жоржа и жена Марыся — сестра Ванды. Разразилась семейная сцена.

— В доме нечем рубашки постирать, — бушевала Марыся, — а у него целый чемодан мыла! Хоть бы один кусочек в дом дал! — И в адрес бедняги Жоржа посыпались горькие упреки.

Оказывается, женщины приняли желтоватые, лоснящиеся бруски тола, разложенные на полу, за… мыло, весьма дефицитный в условиях оккупации продукт. С большим трудом Николай и Жорж успокоили разошедшихся женщин, заверив их, что «мыло» чужое, что скоро у них будет свое и т. п.

Мария Жукотинская и Марыся вышли. Николай, держась за живот, беззвучно хохотал, Жорж сидел мрачный. Ему