– Одно слово, Тёмный! – заметила графиня. – Хозяин своего слова: хочу даю, хочу беру…

– Да, нехорошо, ваше… Виктория Евгеньевна, – покивал дядюшка. – Как чудесно было бы, коли об Отшельнике одна вы бы только и знали! Ан не сложилось! Придётся нам сию тайну на двоих делить…

– Да, а вы-то, Виктория Евгеньевна, откуда про Отшельника сведения имеете? – поинтересовался Алёшка. – Сдаётся мне, что вряд ли граф Иван Саввич вам про то сам поведал…

Очень, очень правильный вопрос! Ай да малый! Вот так с начальством и надо! Даже со своим.

Я, грешным делом, боялся, что как начнёт Алёшка учиться в школе у графини, так и станет образцовым Светлым вроде своего приятеля Кости. Меня, Тёмного, начнёт считать исчадием бездны, обличать в злодействах. Это ж огромное моё счастье, что графиня Яблонская до сих пор не проведала, как мы с дядюшкой парнишку до Сумрака довели. Не лгала она тогда, на лесной поляне: как зажглась на её Ином глобусе новая Светлая звезда, так и прискакала на огонёк, а до того про Алёшку и знать не знала. «Так-то оно так, – сомневался дядюшка, – да больно уж странно, что не пыталась дознаться, зачем ты парня в Сумрак потянул, коли у него аура Светлого. Это ж был бы самый первый вопрос… А второй – что вас обоих в Старый Лог потянуло? Старуха – не мальчишка, она в месть кровожадному князю не поверит. Ох, боюсь, начнёт Алёшку нашего допрашивать, да с хитростями… А он же теперь Светлый, ему лгать нельзя… да хоть бы и лгал, по ауре же всё сразу видно».

Так и оставались мы в догадках, что ей Алёшка успел рассказать да какие она из его рассказа сделала выводы. «Одно утешает, – замечал дядюшка, – что полгода уж прошло, а разоблачений нет. Знаю я Викторию… пламенный характер, холерический, ярость в себе долго не удержит. Кабы узнала про нашу авантюру с князем и Алёшкиной сестрой, да и про Скудельниковых – ох и было бы крику! Ох и было бы угроз!»

Алёшка, однако же, обаянием графини не пленился, говорил о ней уважительно, но без восторгов – не то что Костя. Ну, с тем-то понятно, тот на Викторию Евгеньевну как на приёмную мать смотрит. А мой парнишка исправно ходил в школу в Журавино, совершенствовался во владении магией, но в Ночной Дозор идти отказался наотрез: мол, нечестно получится. «Почему нечестно? – кипятился Костя, нимало не смущаясь моим присутствием. – Ты же Светлый и должен пресекать козни Тёмных!»

«Это, стало быть, за Андреем Галактионовичем шпионить? – возражал Алёшка. – Коли я дозорный, то и за ним следить должен буду, а мне то совестно!»

Воображаю, как измучилась с ним графиня!

– Алексис, уж не думаете ли вы, что я выдам все свои секреты при наших гостях? – кивнула она на нас с дядюшкой. – Впрочем, кое-что поведать могу. Во-первых, про бабку Катерину. Тут совпадение вышло. Есть у меня в имении человек один, Степан, очень хороший столяр. А тесть его Никодим как раз в Новгородской губернии проживает. Старик давно уже маялся почечными коликами, но никто помочь ему не мог. Однако ж прослышал, что есть на краю губернии, в Белозерском уезде, такая знахарка… поехал к ней и вернулся со здоровыми почками. Но мало того: от местных селян всяких рассказов об этой бабке наслушался: и что была она злобной ведьмой, а стала в одночасье доброй да милой… и что укротил её скверный нрав не кто иной, как безымянный старик-раскольник, в тайном скиту обитающий. Во-вторых, есть у меня знакомства в Новгороде, и про исчезновение Светлой Иной Алевтины сделалось мне известно ещё месяц назад. Знаю я и то, что найти её новгородскому Ночному Дозору до сих пор не удалось, хотя применяли самые изощрённые заклятья и артефакты. Что неудивительно: все их заклятья нацелены были на поиск Светлой, а девица-то потемнела…

– Виктория Евгеньевна, а зачем вы нам-то с Андреем Галактионовичем про всё то рассказываете? – широко улыбнулся Алёшка. – Да и вы, ваше сиятельство! – изобразил он лёгкий поклон в сторону дяди. – Ведь, смекаю, не просто же так, чтобы нас с барином занятными сказками потешить?

Вот чем хорошо быть Иным – можно не бояться клопов. Простенькое заклятье «отсылка» – и вся вредная живность спешит оказаться как можно дальше. Представляю, каково бы нам с Алёшкой здесь пришлось, будь мы обычными людьми.

Постоялый двор, впрочем, не хуже и не лучше других. Село Пустошка большое, богатое – а всё потому, что близ торгового тракта. Осенью тут даже ярмарка бывает, да и протекающая поблизости река Молога вполне судоходна. Так что разместились мы, можно считать, с удобствами: кони наши в тёплой конюшне, сами мы в тёплой каморке… и даже клопы с тараканами пренебрегли нашим обществом. За окошком луна мутным пятном просвечивает сквозь плотные тучи… наверняка завтра будет метель… как бы не застрять тут. Конечно, нам, Иным, метель не помеха – но, во-первых, не стоит лишний раз пользоваться магией, а во-вторых, не стоит давать пищу людским языкам. Молва о безумном барине, рискнувшем жизнью и своей, и крепостного своего человека, разнеслась бы широко. А нам приказано не светиться.

– Ну, что думаете, Андрей Галактионович? – поинтересовался Алёшка, потягиваясь на застеленной шерстяным одеялом лавке. Чувствовалось, что хочется ему одновременно двух разных вещей – и поспать, и поговорить.

– Насчёт чего? – уточнил я. Я много о чём сейчас думал. И о странностях порученного нам дела, и о том, что послезавтра уже Рождество… казалось бы, что мне с того, а вот жду с душевным трепетом, прямо как двадцать лет назад… и ещё про Анюту я думал. Не повезло девушке, выдал её всё-таки батюшка за сына купца Кирпичникова, на Покров гуляли свадьбу. Она скорее всего уже и думать про меня забыла – с той апрельской ночи сколько всего случилось… Митиного папеньку из нашего конторского заточения выпустили ещё в середине мая, всыпав для вразумления плетей. Это оказалось несложно – всего-то и потребовалось душевно поговорить со следователем Петром Ивановичем, про игрища его кладбищенские намекнуть… и за молчание запросить такой пустяк. Зато летом скончалась от чахотки Елена Николаевна, Митина матушка… и Анюта через отца хлопотала о детишках-сиротах. Не удивлюсь, если она потому и согласилась за слюнявого купеческого сына пойти, что таково было встречное условие отца Георгия. Коротко сказать, при такой бурной жизни где уж помнить отставного поручика Полынского, с коим всего-то раз и прогулялась тёплой ночью до дома… и даже не под руку…

На самом деле всё можно было устроить. И влюбить её в себя – воздействие второго уровня, уж как-нибудь выпросил бы у дядюшки… и лазаретного служителя Митю вывести из игры, причём безо всякой магии, и отец Георгий благословил бы дочь выйти замуж за «озорного барина» – тут воздействие четвёртого уровня, своими запасами обошёлся бы. Всё было решаемо… и я ничего не стал делать. Опять они, химеры разума! Опять это непонятно откуда взявшееся знание, что так – нельзя. Что если так – то сломаю последнее. А что последнее? Сам не понимал.

– То есть как насчёт чего? – удивился моей непонятливости Алёшка. – Насчёт упыря! Что делать-то будем?

Ох, ещё и это… Дорого бы я дал за то, что услышанное часом ранее, за ужином в общей зале, оказалось бы страшными селянскими сказками. Поручик Полынский двумя годами ранее именно так бы и решил. Но Иной Полынский себе такой роскоши позволить не может.