Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И ты всему этому веришь?
– Откуда мне знать, во что верить, во что – нет? Я просто жду, когда поползут слухи о том, как в Вашингтоне прохожие видели человека, который был в своем уме. Тогда попрошусь в отпуск, чтобы своими глазами посмотреть на это чудо. – Потушив в пепельнице сигарету, Майкл мрачно скрылся за дверью.
Позже муж вспоминал, что рассказ Майкла вызвал у него раздражение, но об этой проблеме Джон неоднократно задумывался и сам. При назначении коллег на новые посты его обошли уже дважды, а предоставив ему нынешнюю должность, руководство, внешне демонстрируя поддержку, как бы предостерегало: ты попал в опалу, высшие сферы тобой недовольны.
В течение года – нет, больше – моего мужа мучили сомнения относительно благонадежности его переписки. В результате даже самым близким друзьям он стал отправлять письма, выдержанные в ровном и безликом тоне. В памяти всплыло, что несколько полученных месяцем раньше конвертов тоже были заклеены прозрачной бесцветной лентой. По роду обязанностей Джону приходилось знакомиться с предоставляемой отделом выдачи виз и паспортов информацией крайне деликатного характера. Было ясно, что сведения о подателях заявлений собирала агентурная сеть, причем методы ее работы отличались шокирующей изобретательностью. На протяжении последних месяцев мужу регулярно портили нервы бесконечные проверяющие – навязчивые и лишенные чувства юмора молодые люди, упорно пытавшиеся получить любые компрометирующие данные на его коллег за период начиная с 1933 года. Поскольку все их вопросы, как подчеркивали эмиссары Вашингтона, носили самый рутинный характер, Джон пришел к выводу, что объектом интереса неулыбчивых парней являлся и он сам.
Будучи реалистом, мой муж никогда не воспринимал подобную активность спецслужб как беспричинные преследования сотрудников госдепартамента. Лучше многих он отдавал себе отчет в том, что идущая в мире невидимая борьба требует повышенных мер безопасности: ведь предатели существуют, и глупо поступают те, кто делает вид, будто у нас их и быть не может. Термин «угнетение духа» не способен точно передать суть его переживаний. Привыкший к четким дефинициям понятия вины или невиновности, руководствуясь вошедшей в кровь терпимостью к чужим политическим воззрениям, Джон не мог не сознавать, что в глазах высокого начальства он выглядит человеком старомодным и недостаточно жестким. Традиция обсуждать со мной список приглашаемых на ужин гостей с целью исключить возможность общения с теми, кто пусть даже предположительно может бросить тень на его доброе имя, превращалась в тяжкое, отвратительное бремя. Уж если человек хочет сполна получить удовольствие от приема гостей, он не должен исключать определенной стихийности, непредсказуемости процесса общения, а за последний год элемент неожиданности из наших вечеринок начисто пропал. Судить с профессиональной объективностью о качествах коллег – одно дело, строить предположения об образе мыслей, поведении, возможном бесчестье соседа по столу или туриста-соотечественника, с которым познакомился в баре, – совсем другое.
Размышления Джона были прерваны приходом Трента, члена совета директоров одной из американских нефтяных компаний, открывшей в городе свое представительство. Высокий и грузный уроженец Иллинойса, со спокойной, медлительной манерой речи, Трент был немного старше моего мужа. Время от времени Джон играл с ним в гольф и в общем-то видел в нем своего друга. Поднявшись навстречу, он предложил гостю сесть. Обменявшись с хозяином кабинета парой незначащих фраз, Трент перешел к делу.
– Мне нужен твой совет, Джон. – Было видно, что чувствует он себя неловко, что его тяготит груз сомнений. – Ты со всем этим связан куда больше меня, тебе виднее, что у нас сейчас происходит. Сюда я приехал довольно давно, и, хотя регулярно читаю нашу прессу, мне трудно разобраться, насколько ситуация может быть серьезной. Словом, у меня возникли проблемы, Джон.
– Выкладывай.
В волнении Трент вытащил из кармана сигару, отгрыз кончик, но так и не прикурил.
– Видишь ли, – растерянно хмыкнул он, – как-то раз мне предложили вступить в коммунистическую партию.
– Что? – с удивлением переспросил Джон. В дорогом, с иголочки костюме, с аккуратно зачесанными волосами, Трент выглядел – и на самом деле являлся – классическим представителем класса знающих себе цену и весьма преуспевающих бизнесменов. – Что ты сказал?
– Я сказал, что мне предложили вступить в коммунистическую партию.
– Когда?
– В тридцать втором. Тогда я еще учился в университете, в Чикаго.
– Ну и?.. – протянул Джон, недоумевая, какой совет мог понадобиться приятелю.
– Так что же мне сейчас делать?
– А ты вступил?
– Нет. Хотя, скажу честно, одно время серьезно подумывал об этом.
– Никак не пойму, в чем состоит твоя проблема.
– Человек, который подошел ко мне с этим предложением, работал инструктором в министерстве экономики. Энергичный молодой парень в твидовом пиджаке, бывал в России. Раз в неделю собирал у себя на квартире толковых и грамотных ребят на хороший мужской разговор за пивом. Мы болтали о женщинах, о Боге и политике и казались себе настоящими интеллектуалами. В те времена парень он был что надо…
– Так-так…
– Что «так-так»? Я вижу, комитет[30] вплотную заинтересовался моими однокашниками, вот и думаю: не сдать ли его?
Джон решил проявить максимальную осторожность. До него внезапно дошло, что Трента он почти не знал, разве только по редким партиям в гольф. Взяв из стаканчика карандаш, он придвинул к себе блокнот.
– Назови мне имя.
– Нет. Не хочу тебя впутывать. Не уверен, что и сам захочу впутаться.
– Где он сейчас?
– Понятия не имею. Во всяком случае, не в Чикаго. Несколько лет мы переписывались, а потом он куда-то пропал. Сейчас он либо уже мертв, либо ушел к йогам.
– Тогда будь добр, объясни поточнее, чего ты от меня хочешь.
– Услышать твое мнение. Оно поможет мне решить, что делать дальше.
– Сдай его комитету.
– Но… – Трент засомневался. – Посмотрим. Мы были друзьями, я часто вспоминал о нем. Такой шаг может здорово навредить человеку, да и было это больше двадцати лет назад…
– Ты хотел услышать мое мнение. Советую тебе сдать его.
В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет без стука вошел консул. Ожидавший его возвращения лишь через два дня, Джон удивился.
– О, я не знал, что у вас посетитель. Когда закончите, прошу зайти ко мне.