Рисованные от руки карты имеют такую же структуру, они состоят из фрагментов, соединяющих места. Мы просили проголодавшихся студентов набросать карту или написать объяснение пути из места, где они находились в тот момент, до ближайшего фастфуда. Хотя такие карты допускают аналоговую передачу расстояний, направлений, поворотов и изгибов пути, этого не наблюдается. Они такие же дискретные, как словесные объяснения маршрута. Набросанные рукой карты увеличивают расстояние там, где много поворотов, – и словесные описания в этом случае удлиняются. Они спрямляют изгибы дорог и изображают все повороты под углом 90º, игнорируя реальные величины углов, – так же и словесные описания дают указание «идите по улице», не упоминая ее изгибов, и «поверните направо» или «поверните налево», не уточняя угол поворота. В общем представляется, что в основе как словесных описаний, так и рисованных карт маршрута лежит одна и та же схематическая ментальная его репрезентация.

Ваша перспектива или моя? Вы, к которому я обращаюсь, объясняя, как найти мой велосипед или прогуляться по Среднему Манхэттену, – это гипотетический вы, любой вы, даже я. Что же происходит при личном взаимодействии, когда я выбираю между вашей и своей перспективой? Допустим, на столе стоит два бокала вина и вы спрашиваете: «Который мой?» Скорее всего, я отвечу с вашей позиции, а не со своей, даже если мне придется поменять местами право и лево, что, как вы знаете, трудно. Выбор вашей перспективы вместо моей отчасти может быть вопросом вежливости, хотя японцы, представители самой стереотипно вежливой культуры, выбирают перспективу собеседника не чаще американцев, примерно в 70 % случаев, это зависит от обстоятельств. Иными словами, выбор перспективы, по всей видимости, определяется обстоятельствами – прежде всего относительной когнитивной нагрузкой, вашей и моей. В случае с бокалом вина я знаю, где чей, а вы нет, т. е. ваша когнитивная нагрузка выше моей. Вы должны одновременно понять сказанное и связать его с бокалами; я же знаю привязку, мне остается лишь сформулировать высказывание. Однако если моя когнитивная нагрузка выше – скажем, вы знаете ответ, а я нет и задаю вам вопрос, – то я предпочитаю собственную перспективу: «Мой правый?» Когда возможно нейтральное определение местоположения, т. е. ни с вашей, ни с моей перспективы, мы оба отдадим предпочтение ему. Если нужный бокал стоит ближе к солонке, мы используем ее как пространственный ориентир и скажем: «Ваш тот, что рядом с солонкой».

Любители описаний маршрутов заявляют, что те широко распространены и привлекательны в силу своей естественности: маршруты – это способ, которым мы переживаем мир, двигаясь в нем.

В таком случае для того, чтобы описать, где что находится в своем окружении, мы воспроизводим опыт контакта с этим окружением, представляя себе, как двигаемся в нем, и описываем расположение объектов со своей меняющейся позиции. Это утверждение представляется убедительным, и оно действительно многих убедило, но человечество тысячелетиями рисует карты, а изготовление карт требует аллоцентрической перспективы, взгляда сверху. Бесспорно, когда люди описывают окружение и даже маршруты, они часто выбирают аллоцентрическую точку взгляда на часть или на целое.

Аллоцентрическая перспектива. Способность создавать карты следует считать одним из самых удивительных достижений человеческого мозга. Никто до сей поры не видел шимпанзе рисующим карту. В противоположность исследованию окружения, карты не используют эгоцентрическую перспективу, их перспектива – аллоцентрическая, лишенная эго «иноцентрическая», когда позиция взгляда находится вне тела и обычно сверху. Самая распространенная система координат, которой пользуются обычные люди, – это стороны света: «север – юг – запад – восток». Геологи, метеорологи и некоторые другие «-ологи» добавляют третье измерение – высоту. Моряки используют координаты судна, левый/правый борт (лево – право) и нос/корма (перед – спина). У актеров и режиссеров имеется система координат сцены с позиции актера, лицом к зрителю. Отсюда задняя часть сцены. Нейроученые и врачи общей практики, разумеется, напускают тумана: дорсальный/вентральный, каудальный/ростральный, медиальный/латеральный. Если вы не знаете, dorsum означает «спина», а venter – «желудок». Неудивительно, что они пользуются латынью.

Прежде чем мы сможем нарисовать карту, ее нужно себе представить. Нужно вообразить мир с положения сверху, с высоты птичьего полета – обзор, перспективу общего вида. Мы переживаем мир из его «нутра» фрагментами и кусочками, но можем вообразить кусочки, сшитые вместе, как при взгляде извне. Эту способность обеспечивает гиппокамп, работая вместе с близлежащей энторинальной корой. За подробностями вернитесь к главе 3. Не зацикливайтесь на названиях, это просто части головного мозга, которых в нем слишком много, чтобы большинство простых смертных были в состоянии их запомнить. Мозг может извлечь наше эго из его встроенного в мир места и расположить объекты относительно друг друга, а не относительно нас. Иными словами, мы – и это наша общая способность с крысами – можем войти в комнату или в окружающее пространство с разных направлений и знать, где что находится. В отличие от крыс, мы способны ужать этот мир в уме, а затем поместить его во внешний мир – на страницу.

Добавьте к картоподобной мысленной репрезентации речь, и вы сможете говорить о мире с аллоцентрической позиции. Туристические путеводители используют аллоцентрическую перспективу, чтобы дать читателям общий вид интересных пространственных ориентиров в городе. Вот способ описания самого сердца округа Колумбия: «Национальная аллея ограничена монументом Вашингтона на западе и Капитолием на востоке. С запада на восток по северной стороне аллеи расположены Национальный музей американского искусства, Национальный музей естественной истории и Национальная художественная галерея. С запада на восток по южной стороне аллеи размещаются…» Вы видите картину. Эта перспектива называется обзорной, общего вида, с высоты птичьего полета и даже абсолютной. Вместо того чтобы располагать пространственные ориентиры относительно «вас» при помощи координат тела, система координат обзорной перспективы локализует их относительно друг друга, используя внешнюю позицию, обычно стороны света: «север – юг – запад – восток». Для простоты я выбрала несложное окружение, не имеющее пространственных ориентиров на множестве улиц, идущих параллельно и перпендикулярно друг другу. Кстати, вы уловили, что описанный маршрут начинается на западе, слева, и идет в восточном направлении, вправо, согласно направлению чтения, принятому в западной культуре?

Вернемся к примеру с велосипедом. Пользуясь аллоцентрической перспективой, я могла бы сказать: «Велосипед стоит у южной стены дома» (после того, как сообщила вам аллоцентрическое описание расположения здания). Как много сложностей в простом, казалось бы, вопросе: «Где мой велосипед?» Причем я рассказала вам только о незамысловатых вещах, опустив много занятных и показательных деталей, связанных с неопределенностью, ошибками и путаницей, – и лишь в одной только теме описания пространства. Это одна из множества тонкостей, дающих работу лингвистам. Кстати, поэтому-то мы и пользуемся жестами для локализации предметов при личном разговоре. Жест имеет двойное преимущество: бо́льшую непосредственность и меньшую неопределенность.