Любопытно. Даже очень.

– Нам нужно познакомиться поближе, – начинаю я, не сводя взгляда с девушки, и Эм снова поворачивается ко мне. – Сколько вам лет?

В ее энергии резко вспыхивают панические нотки, но голос звучит вполне ровно.

– Разве вы не слышали людскую поговорку? Леди никогда не говорит о возрасте, а джентльмен о нем не спрашивает.

– Да ладно, Эм. Мы ведь оба знаем, что я не джентльмен.

Она внезапно бледнеет и почти неуловимо сужает глаза.

– Как поживают ваши братья и сестры? У вас ведь больше сестер, верно?

Я вновь ощущаю исходящую от Эм волну паники. Девушка долго молчит.

– Вообще-то, братьев, – наконец, произносит она.

– Точно. А самый старший среди вас Дэви?

Эм явно взволнована, ее эмоции почти бьют через край, и я ощущаю на языке их кислый привкус.

– Мне бы не хотелось говорить о семье, – медленно сообщает она. – Я слишком сильно по ним скучаю.

– Конечно, – соглашаюсь я. – Я знаю другую тему для беседы. И для начала расскажите, кто вы такая на самом деле.

Эмбер

Легкие словно сжимаются, дыхание становится поверхностным и рваным. Все кончено. Он знает. Он понял все с самого начала? И для этого позвал на прогулку? Во имя ветра… Он ведь может завезти меня в глушь и там убить.

Тело сотрясает дрожь, но я стараюсь не показывать страха. Даже если мне суждено умереть, во взоре по-прежнему будет гореть неукротимый дух матери, а по венам струиться пламя неповиновения.

– Слишком сложный вопрос? – язвит Франко. – Давайте попробуем иначе. Где принцесса?

Я натянуто усмехаюсь.

– Не понимаю, о чем вы.

Он прищуривается, и глаза его теперь напоминают узкие щелочки.

– Поверьте, я могу устроить вам «веселую» жизнь. Ответьте на вопросы, и я, может быть, проявлю снисхождение. В противном случае до возвращения сестры отправлю вас в темницу. А уж она точно любезничать не станет.

Внутри все переворачивается. Если я попаду в темницу, с меня наверняка снимут зачарованные туфли и обрядят в лохмотья. Мне не удастся сохранить маскировку, и условия сделки с Мэйзи будут нарушены. А когда он узнает правду, мне конец. Все полетит в бездну.

Я смаргиваю непрошеные слезы, но они по-прежнему жгут глаза. Не стоило мне соглашаться и заключать очередную сделку.

– Идите сюда, – ледяным тоном произносит принц.

Я напрягаюсь, словно готовясь к нападению.

– Зачем?

– Я задам вам несколько вопросов, а вы сядете рядом со мной и на них ответите. Хочу, чтобы вы были как можно ближе. Так я смогу почувствовать малейший проблеск лжи или попытку что-то утаить.

– Что вы со мной сделаете?

– Посмотрим.

– На что?

– На многое, – резко бросает он. – Вы не в том положении, чтобы торговаться. До сегодняшнего дня я два раза виделся с принцессой и знаю, что тогда передо мной была совсем другая девушка. К тому же вы почти признались в обмане. Чтобы так легко лгать, в вас хотя бы отчасти должна течь людская кровь. А теперь. Идите. Сюда!

Стиснув кулаки, я поднимаюсь с сиденья и делаю шаг к принцу. Карета вдруг подскакивает на ухабе, и я, споткнувшись, лечу вперед, вытягиваю руки, чтобы сдержать падение. Я почти касаюсь пола коленями, когда принц подхватывает меня за плечи. Карета снова кренится, меня бросает в сторону… и я оказываюсь прямо на коленях Франко. В его широко раскрытых глазах мелькает тревога, которая сменяется раздражением.

– Слезьте с меня! – бросает он, тогда как я отталкиваюсь от его груди.

Пробравшись к дальнему концу сиденья, я прожигаю принца взглядом.

– К чему все это?

– Думаете, это я устроил? – На щеках его вспыхивает румянец. – Я даже не знаю, кто вы такая. Зачем мне сажать вас к себе на колени?

– Сомневаюсь, что у вас на коленях впервые побывала незнакомка, – огрызаюсь я в ответ. Если бы передо мной был не принц, я не стала бы так дерзить. Но сейчас мне хочется уязвить его побольнее. Какой смысл сдерживаться, если в ближайшее время меня все равно ждет наказание?

От этой мысли кружится голова. Я барабаню пальцами по бедрам, чтобы успокоиться.

Франко поправляет воротник рубашки, из-за моего падения сдвинувшийся набок. А затем пронзает меня яростным взглядом.

– Где настоящая принцесса Мэйзи? – спрашивает он.

Я лишь вздергиваю подбородок.

– Без понятия.

– Скажите мне.

– Я. Не. Знаю. Считайте мою энергию. Разве я лгу?

Он ничего не говорит, пристально вглядываясь мне в лицо.

– Вы причинили ей вред или каким-либо образом ее заставили?

– Конечно нет!

– Она знает, что вы выдаете себя за нее?

Я повторяю про себя условия сделки с принцессой, чтобы своим ответом не выдать того, что обещала держать в секрете. Мне нельзя рассказывать о ее побеге, но часть правды я все же смогу сообщить.

– Знает.

– Она все еще во дворце Селены?

– Нет.

– Она ушла по собственной воле?

– Да.

На лице его мелькает боль.

– Она просила вас занять ее место?

– Да.

Он быстро отводит глаза, теперь глядя прямо перед собой. Горько усмехнувшись, он проводит рукой по лицу.

– Неужели я и правда такой противный? – бормочет он. Я даже не пытаюсь отвечать. Полагаю, это был риторический вопрос. Когда принц вновь поднимает взгляд, в его глазах мелькает нечто, похожее на боль или удивление. – Кто вы для нее? И почему она доверила вам столь грандиозный обман? Зачем вообще ей понадобилось лгать?

Я открываю рот, чтобы ответить, но карета вдруг снова кренится. На этот раз она резко клонится на бок, и я сползаю по сиденью прямо к принцу. Он обхватывает меня руками, то ли стремясь защитить, то ли намереваясь оттолкнуть прочь. Скорее всего, последнее. Но мне не суждено это выяснить. Карета вдруг резко останавливается, и мы летим на пол.

Франко приземляется на спину, прижимаясь плечом к нижнему краю противоположного сиденья. Я же распластываюсь у него на груди. Принц по-прежнему обнимает меня и, подняв голову, я вижу всего в дюйме от себя его лицо, ощущаю аромат жасмина и свежего ночного бриза. Резко вырываюсь из его объятий и скатываюсь на пол; щеки пылают, словно лесной пожар.

Он отшатывается.

– Что ты пытаешься сделать, самозванка?

– Я могла бы спросить тебя о том же, распутник!

Он садится, готовый бросить что-то мне в ответ, но вдруг замирает, и я внезапно понимаю, что вокруг слишком тихо. Ни щебета птиц, ни ржания лунных кобыл. Лишь где-то хрустит ветка, а после раздаются чьи-то медленные, крадущиеся шаги.