— Саша! Подожди! Саша!

Но Калинин остановил ее наигранный порыв:

— Да пошла ты на…, мразь!

Подняв сумки, которых теперь у него оказалось три, он вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. Между этажами у окна остановился.

Вот так, Саня! Нет у тебя больше ни жены, ни угла своего, ничего, только ненависть Сони, девушки из госпиталя. Судьба. Куда теперь? В деревню к родителям? Да, больше некуда. Конечно, можно остановиться в гарнизонной гостинице или у ребят, знакомых еще по училищу, служивших в местном полку. Но все это не то. Лучше уж домой! Родители, понятно, будут удивлены, что он приехал без Риты, и зададут вопросы, на которые отвечать сейчас не хотелось. Но все равно когда-то сделать это придется. Так лучше уж сразу. Все в один день. Решено, едем в деревню. Вот только как эти баулы — он посмотрел на дорожные сумки — до стоянки дотащить? Придется просить помощи.

Он уже хотел поднять поклажу, когда на пятом этаже открылась дверь, и по ступеням начал спускаться явно хромой человек. Им мог быть только Колька, инвалид с детства. Хороший малый, но обиженный судьбой. Ему было уже лет тридцать, если не больше. Семьей Колян не обзавелся, да и кто пойдет за него, за инвалида, в придачу с престарелой больной матерью? Кольке не повезло гораздо больше. И он спивался.

Александр закурил сигарету, ожидая соседа.

Тот этажом выше остановился. Чиркнула спичка — друг тоже прикуривал. Затем шаги зазвучали вновь, чтобы оборваться посередине пролета, в тот момент, когда Николай увидел Калинина:

— Сашка?! Ты?! Откуда, дружище? Хотя чего это я? В отпуск?

Коля быстро захромал к другу.

Обнялись.

— Живой! И здоровый! Это самое главное!

Александр спросил:

— Сам-то как?

— Да я как? Я ничего! А вот ты чего здесь? Или…

— Что или?

— Уже был дома?

— Был.

Николай кивнул головой:

— Значит, застукал свою с хахалем?

— Застукал!

— Ты, Сань, не обижайся, я врать не приучен и молчать не буду, когда подлость с коварством сети свои плетут. Этот, что сейчас в хате, не первый. Были и другие. Пойми меня правильно и…

— Да все нормально, Коль! Говори! Хуже от этого уже не будет! Я решил развестись с Ритой, а мое решение, ты знаешь, закон!

— Знаю! Были у нее и другие. Как-то раз спускаюсь, а Ритка с мужиком навстречу. Я подшофе был, ну и высказал ей все, что думаю. Типа, муж на войне бьется, а она, сучка, боровов к себе таскает. Могла б и на стороне заголяться, чтоб соседи не видели. Так мужик ее мало того, что с лестницы меня спустил, так еще и в медвытрезвитель сдал. Ментом, падла, оказался. Грязно все это, Саня, неправильно и несправедливо.

Александр успокоил друга:

— Не переживай, Коль, жизнь — сложная штука. И ждать в ней приходится всего. Но… забудем об этом. Ты куда направился?

Николай позвенел в старых штанах мелочью:

— Да вот наскреб по сусекам копейки. На кружку пива хватит. Вчера самогонки в котельной обожрались, только встал… Но ничего, может, в пивной кого встречу, догонюсь.

— Все пьешь?

— А чего мне делать, Саня? Я же инвалид. На работу не берут, хотя руки-то у меня здоровые, ан нет, государство пенсию выделило, вот и живи на нее!

Что было Александру сказать другу? Как успокоить?

Николай же указал на баулы:

— Скарб из хаты забрал?

— Да! Вот только…

И тут Калинину пришла в голову мысль. Он посмотрел на друга.

— Слушай, Коль, вот в этой сумке, — он пнул ногой сумку, что собрала бывшая уже супруга, — одежда, обувь разная. Мы с тобой одного роста, да и телосложения примерно равного. Мне это барахло ни к чему, а тебе пригодится, а то вон штаны латаные носишь. Возьми!

— Ты чего, Сань? Унизить хочешь?

— Да подожди ты, унизить! Скажешь тоже! Я тебе объясняю: я это барахло в первый же ящик выброшу, а там вещи хорошие. Просто не нужны они мне. Поэтому и предлагаю от всего сердца, а не из жалости, возьми. Жалко будет, если бомжи растащут!

Николай подозрительно посмотрел на офицера:

— Точно выбросишь, если не возьму?

— Гадом буду! В первый же мусорный контейнер!

— Ну, ладно, коли так! Я сейчас подниму сумку и спущусь.

— Давай помогу!

— Я сам!

Колян легко подхватил довольно увесистую сумку и пошел с ней наверх. Вскоре вернулся:

— Ты куда сейчас? Может, у нас перекантуешься?

— Нет, к своим в деревню поеду!

— И то дело. Душой от измены отойдешь! Давай подсоблю тебе!

На этот раз отказался Александр.

Они дошли до гастронома. Рядом была и пивная, и стоянка такси. Увидев толпу с кружками пенистого пива, Колян сглотнул слюну. Александр достал из бумажника пачку десяток, сотни две или три, протянул инвалиду:

— Держи, Коль! Если уж пьешь, то возьми водки, отметь мое возвращение.

— Да куда мне столько, ты что?

— Бери, бери! Я получаю хорошо!

— Ну, спасибо! Отмечу и друзей твоих помяну, все как положено!

— Там еще, Коль, у Риты зимняя одежда моя осталась. Так ты забери и ее! Себе, если выживу, новую куплю, ну а лягу в землю, она мне не нужна будет. Тебе же пригодится. Рита отдаст, скажи, я велел.

— Так мы что, больше в этот раз не увидимся?

— Не знаю, Коль! Не уверен. Так что бывай, друг!

— Бывай, вот только о смерти не думай. Отпашешь войну, еще в генералах ходить будешь!

— Посмотрим!

Друзья пожали друг другу руки, и Александр подошел к таксистам. Спросил, кто подбросит до Юнты. После короткого торга «Волга» понесла Александра из города, в котором ему больше нечего было делать.

Машина подвезла старшего лейтенанта Калинина прямо к дому. К небольшой избе, обнесенной с правой стороны забором, с немного покосившимся крыльцом, смотрящим прямо на остов церкви, превращенной колхозным начальством в склад зернопродуктов.

Появление «Волги» не осталось незамеченным. На крыльце появились мать с отцом. Отпустив машину, Александр подошел к ним:

— Здравствуйте, вот и я!

Мать прильнула к сыну:

— Саша! Сашенька! Живой!

Александр гладил мать по седым волосам:

— Ну что ты, мам! Какой же я должен быть? Живой, конечно!

— И слава богу! Про этот проклятый Афганистан что только не говорят, а в соседнее село вообще два гроба оттуда пришло.