в своем кабинете — но вышел из него совершенно спокойным и собранным. Просто все решил для себя.

Не тем живу...

Не для того живу...

Но все еще могу поправить...

И поправлю...

Главное — не терять голову...

ГЛАВА 26

На следующее утро после прибытия мы отправились в архиепископство.

Феодора осталась в Гуттене. Нет, извините, уж ее я вам не отдам. Мергерит пробовала настаивать, но я сослался на хворь девушки. Феодора и вправду, выглядела весьма печально, в основном благодаря усилиям Лилит, так что вопросов со стороны герцогини не последовало.

Необходимость находиться рядом с Мергерит и изображать страстную любовь терзала меня не хуже раскаленного железа. Но справился, и к исходу второго дня мы благополучно прибыли в резиденцию кардинала. Мегг отправилась отдохнуть после дороги, меня же, не дав и дорожную пыль обмести с ботфортов, сразу же препроводили к де Бургоню.

Кардинал был деловит и собран, после формальных приветствий он показал мне на кресло напротив себя. Я резонно предполагал, что инквизиция скроет арест Луиджи, и приготовил долгую и сложную комбинацию по его вызволению из застенков, но, к моему удивлению, разговор начал сам де Бургонь.

— Граф, — кардинал сухо чеканил слова, — насколько я понимаю, этот сорванец все же добрался до вас.

— Правильно предполагаете, ваше высокопреосвященство, — в отличие от де Бургоня, я старался говорить как можно мягче и дружелюбнее, — добрался. С арбалетным болтом в спине.

— Когда бросаешься с мечом в руке на нашу стражу... — заметил кардинал, — не стоит рассчитывать, что тебя за это будут гладить по голове.

Я проигнорировал его слова и спокойно поинтересовался:

— Не будет ли наглостью с моей стороны, поинтересоваться судьбой его брата?

— Не будет, Жан, — с сарказмом сказал священник. — Жив и здоров ваш паж. Мы его подлечили и откормили. Могу вам устроить встречу. Он, кажется, доволен всем. Или искусно изображает это довольство. Продувная бестия еще та. Вы, Жан, наверное, сейчас поинтересуетесь, когда он выйдет из застенков?

— Возможно.

— Вам стоит о другом думать, — голос кардинала посуровел, — как бы, не оказаться рядом с ним.

Я промолчал, отдавая инициативу священнику. Ну не входит в мои планы конфронтация сейчас.

— Даже не спросите, за что? — деланно удивился кардинал.

— Нет, ваше высокопреосвященство. Вы вольны поступать по отношению ко мне как вам угодно. Я всего лишь скромный слуга матери нашей католической церкви... — тут я сделал паузу и слегка намекнул: — и вассал своих сюзеренов.

Этот намек был сделан не зря. Да, церковь сейчас почти всесильна. Да, при желании, меня могут сожрать, но уже не внаглую. Слишком сильны покровители у барона ван Гуттена, чтобы церковь портила с ними отношения из-за меня.

— Знаете, граф, — кардинал, в свою очередь, проигнорировал мои слова, — что меня больше всего бесит?

— Нет, ваше высокопреосвященство.

— Ваше неверие в нас! — отчеканил де Бургонь. — Зачем вы послали своих мальчишек в Мехелен?

— За истиной, ваше высокопреосвященство.

— Эту истину вы узнали бы сегодня! — громыхнул кардинал. — Ваши оболтусы чуть все не испортили. Мы хотели их убрать со сцены как можно незаметнее, но, к сожалению, не получилось. Пришлось применять силу.

— Я ничего не понимаю, ваше высокопреосвященство... — здесь я сказал правду. Стройная и зловещая картинка злодейства Мергерит, уже построенная мной, начала рассыпаться.

— Сейчас поймете. Идите за мной... — Кардинал встал, резко развернулся и вышел в дверцу за портьерой.

Узкая винтовая лестница закончилась в глубоком подземелье. В свое первое посещение архиепископства я уже был здесь — и сейчас испытывал те же чувства. Какие? А какие чувства может испытывать нормальный человек в застенках инквизиции? Впрочем, тут я погорячился, нормальным я себя уже давно не считаю.

Де Бургонь быстро прошел по узкому коридору, построенному так, что в нем были слышно все, что происходило за стеной, и стукнул особым образом по мощной окованной железными полосами двери. Она немедленно распахнулась.

Большая комната с низким сводчатым потолком, ярко освещенная масляными светильниками, аккуратно побеленные стены. Секретарь и два писца — в черной одежде, два дознавателя и старший инквизитор — в рясах. В роли инквизитора выступал фра Георг, тот самый румяный толстячок, с которым я беседовал перед отъездом.

Вдоль дальней стены в образцовом порядке разместились пыточные станки и инструментарий. С ними увлеченно возились два подпалачника, а сам мэтр палач, похожий на благообразного бухгалтера-пенсионера, при виде кардинала вскочил и согнулся в раболепном поклоне. Чистенько, удивительно чистенько для этого времени, но вонь стоит просто удушающая. Знаете, как в мясном магазине.

Все как всегда. Вот только где объект дознания? Мысль о том, что этим объектом могу быть я, пронзила ледяной стрелой мозги, но после того как рука легла на эфес эспады, мгновенно растаяла. Спокойнее бастард, спокойнее.

Фра Георг окинул меня пустым взглядом, поклонился в ответ на кивок кардинала и дал какой-то знак секретарю. Тот обернулся к палачу. И сразу же оба подпалачника сорвались с места и исчезли в боковой дверце пыточной.

Кардинал, кряхтя, присел в кресло с высокой спинкой и молча показал мне рукой на табурет рядом. Два латника церковной стражи с короткими алебардами в руках, лязгнув сабатонами, встали у двери, через которую мы вошли.

Долгое время ничего не происходило. Фра Георг внимательно просматривал какие-то свитки и передавал их кардиналу, дознаватели откровенно скучали, писцы чинили перья, секретарь тупо смотрел на дыбу. Меня все игнорировали. Я был здесь чужаком, которого никто не хочет признавать и даже замечать.

Вдруг двери скрипнули, и подпалачники втащили в пыточную