Таким японец ему нравился, и Анри рассмеялся:

– Да, однажды я и сам в молодости попался на эту удочку. И этот парень сейчас заведует бюро в Нью-Йорке.

– Поэтому он там, а ты здесь, – пожал плечами японец. – Мне пора.

И, даже не кивнув, вышел из гостиницы. Ну куда может быть «пора» нормальному человеку – да еще японцу! – в городке на окраине Сахары?

Бакст, увидев змеевик, принесенный Нильсом с гауптвахты, загорелся сварить «настоящий корсиканский самогон» на апельсиновой цедре, кофейных зернах и корице. Анри попытался напомнить съемочной группе о корпоративной дисциплине и мерах безопасности в конфликтной зоне, но впустую.

– Нам бы под это дело еще поросенка, зажаренного в топленом молоке, – сказал, облизываясь, уроженец городка Бонифачо. – И сырокопченых свиных колбасок с перцем, и пончики из сыра бруч.

Анри заметил, что консьерж Оскар – полновластный хозяин на гостиничной кухне и, как правоверный мусульманин, вряд ли позволит гнать самогон в своей вотчине.

– Слава богу, и в шариате существует коррупция! – Бакст потряс в воздухе пачкой евро, перетянутой желтой резинкой. – Помнишь, как тогда в Судане?..

Да, именно так про коррупцию говорил им один чернокожий белорус (!), доставая литровую водку из тайника на своей суданской вилле. Они летали в самое большое государство Черного континента, когда у власти был президент Омар аль-Башир, офицер-десантник, правивший то ли двадцать, то ли тридцать лет. Перед вылетом Бакст заявил, что «в Судане шариатские законы, и это хорошо, поскольку давно пора сделать передышку с гребаным алкоголем». Они оказались единственными пассажирами ночного рейса из Хартума в Джубу, то есть между враждующими Севером и Югом, и сразу положили ноги на опущенные спинки стоящих впереди кресел. За темным иллюминатором рядом с конвульсирующими крыльями полыхали молнии. Маленький ооновский самолет бросало из стороны в сторону так, что трещала обшивка пустого салона. Анри глянул на соседей: Бакст молился, Нильс спал. Пытаясь отвлечься от дурных мыслей, он достал из кармашка трясущегося кресла иллюстрированный журнал Georgian Airlines и успел прочитать, что машина зафрахтована ООН у Грузии. Самолет швырнуло в сторону, и журнал вылетел из рук. К своему изумлению, Анри услышал на задних креслах девичий смех. Потом вдруг рядом женский голос произнес на английском с сильным гортанным акцентом: «Эй, господа, держите и не бойтесь!» Он оглянулся. В проходе стояла глазастая стюардесса в красной униформе. Ее шатало, но она, не переставая улыбаться, передала им три бутылки вина – не маленькие, а настоящие, почти литровые. «За штурвалом сейчас лучшие летчики Грузии. Сакартвелос гаумарджос!» – весело и непонятно крикнула бортпроводница. Анри заметил, что она очень красива. И еще – что навеселе. «Вот это сервис!» – восхищенно прорычал приободрившийся Бакст. «Я уже люблю Грузию», – произнес тут же проснувшийся Нильс. И достал перочинный ножик со штопором.

Вечером следующего дня они поехали записывать интервью с командиром русских вертолетчиков. Те обустроились в самом странном месте, какое только можно было найти рядом с Джубой. Район назывался «Змеиное гнездо». Вертолетная эскадрилья была переброшена из России в Южный Судан для вывоза беженцев из восставшей провинции Дарфур. И, видимо, не только беженцев, поскольку сухощавый голубоглазый командир рассказал Анри, что недавно его «борт был залит кровью семнадцати раненых повстанцев». И стало понятно, почему русские организовали свою базу в «Змеином гнезде», ведь даже местные старались сюда не соваться… После интервью полковник пригласил вместе поужинать: «В городе опять заваруха со стрельбой, поэтому добро пожаловать к нам». В прохладном, сверкающем чистотой ооновском модуле белоснежной скатертью был накрыт длинный стол. Заместитель командира по тылу бережно подал тарелки с густым красным супом, свиное копченое сало с чесноком, котлеты с картофельным пюре и стаканы с компотом из сухофруктов. Ели молча и вяло. «Что это у ваших товарищей вид такой потерянный»? – вежливо поинтересовался командир. «Они влюбились», – честно ответил Анри. «В кого тут можно влюбиться?» – простодушно удивился полковник. «В грузинок». Русский поднял брови. «Откуда в Южном Судане грузинки?» Репортер вкратце объяснил. «Безнадежно?» – «Естественно». – «Тогда, может, по пятьдесят капель?» На столе появилась литровая Johnie Walker. «От любви не вылечит, но после грузинского застолья точно оттянет…» – сказал опытный русский командир.

Утром они отправились в мятежную провинцию Дарфур. Маленький самолет, на этот раз зафрахтованный у Пакистана, был битком. Стюарды черные, бородатые, мрачные. Бакст и Нильс, рассчитывавшие на доброжелательный сервис и грузинское вино, весь полет тяжело вздыхали. На разбитой посадочной полосе в клубах белой пыли просматривались ряды штурмовиков Миг-29.

В резиденцию губернатора беспокойного штата их повезли на пикапах с пулеметами. За гигантскими каменными стенами, окутанными проволокой с электрическим током, по тенистому саду гуляли животные. Анри разглядел под диковинным кактусом огромную черепаху. Мимо прошла тонконогая газель. Нильс погнался за павлином, намереваясь вырвать цветастое перо, а потом окунул разгоряченную голову в воду фонтана. «Это и есть знаменитая горячая точка в Дарфуре?» – спросил Бакст у сидевшего на дереве пучеглазого лемура. И тут их пригласили на завтрак. В прохладном зале в сверкающей посуде томились: вареная козлятина, жареные цыплята, протертая гороховая каша, свежая зелень и фруктовый сок – в тазах со льдом. Анри ограничился творогом и чаем с вареньем из роз – для восьми утра достаточно. Нильс и Бакст выпили по паре десятков бутылочек сока. Губернатор – седой старец в белых одеяниях, шелковой чалме, золотых очках Cartier и тапочках из леопарда – рассказал Анри, что «боевая авиация против мирного населения почти не применяется, криминальная ситуация показывает положительную динамику». После интервью какой-то чиновник в белой шапочке, золотых очках и тапочках из хищного зверя потянул их в сторону. Анри разглядел на загорелом лице рыжие усы – нехарактерные для жителей Судана. «Вообще-то я гасконец из Гаронны. Верхние Пиренеи, знаете?» – «Конечно, но что вы здесь делаете?» – «Веду дела одной французской фирмы вот уже двадцать один год и три месяца». Гасконец завел их в роскошный кабинет в другом крыле дворца. «До отлета вашего самолета еще пара часов, и я предупредил губернатора, что лично займусь соотечественниками». – «Нам бы планы города поснимать, у нас репортаж горит», – протянул Анри, начиная догадываться, что им не позволят снять ни одного кадра воюющего штата. «Вчера утром повстанцы на мотоциклах застрелили трех солдат прямо за воротами резиденции. К чему нам эти хлопоты?» – и человек из Гаскони достал из лакированного шкафа литровую бутылку абсента…

На следующие сутки они вернулись в столицу Судана и ближе к вечеру оказались в престижном районе, где у ворот частной виллы их встретил Назар – хозяин небольшой авиакомпании (без названия), специализировавшейся на доставке грузов в самые опасные места Африки. Его отец, африканский революционер, в молодости женился на дочери белорусского партизана, и высокий, дородный, черный, как баклажан, Назар считал себя белорусом. Анри с важностью заявил, что его интересует Усама бен Ладен, живший на вилле по соседству в девяностые. Назар бесхитростно ответил, что в те годы служил срочную армейскую службу в советской Белоруссии и ничего интересного о «террористе номер один» сообщить, увы, не может. Съемочная группа начала собирать разложенную для интервью телевизионную аппаратуру. «Так, стоп, ребята, это как-то совсем не по-белорусски», – произнес африканский летчик с чувством. Он повернул задвижку на стене гостиной, и книжная полка отъехала в сторону. За потайной дверью блеснули литровые бутылки шведской водки «Абсолют». «Говорят, у вас тут шариатская полиция не дремлет», – осторожно уточнил Бакст. «Это да, за год трижды ко мне врывались. И каждый раз эти проныры находили водку в новом тайнике, – рассмеялся Назар. – Подозреваю, кто-то из моих слуг доносит». – «Как это было? – заинтересовался Бакст. – Ну, как действует шариатская полиция?» – «Они всегда в черных одеждах и черных масках, как японские ниндзя, – ответил Назар. – Перепрыгивают через высокий каменный забор и врываются сразу в дом». – «И что потом?» – «Потом меня дважды били палками на площади перед толпой зевак. Очень больно, признаюсь». – «А в третий раз?» – «А в третий раз мне удалось выяснить, что и у шариатской полиции существует коррупция. Слава богу…»