Близнецы замялись. Арабский язык прилежно зубрил только Эмиль. Арсен в свободное время не выпускал из рук китайский путунхуа.

Оскар посуровел:

– Братья, вы обязаны выучить и понять единственный настоящий язык мусульманского мира! И тогда вы сможете наконец прочитать Коран на арабском, то есть на языке, на котором записана великая книга. Коран – это прямое слово Аллаха! Каждое слово, каждая буква, каждый знак препинания, то есть смысловая пауза, – все это считается прямой речью Аллаха. Все переводы великой книги – лишь жалкие интерпретации. Коран невозможно перевести на другие языки! Самые значительные фрагменты Корана написаны рифмованной прозой. Там очень особые интонации, рефрены, которые позволяют его красиво читать вслух, понимаете? – Братья Кочегар синхронно кивнули. – Поэтому перевод Корана на другие языки – сложная, а точнее, совершенно невыполнимая задача. Вам понятно это, братья?

– Да, брат, – сказал Арсен. – Теперь мы будем учить арабский с большей энергией, с большим желанием! Клянусь Аллахом! В прошлый раз ты хотел рассказать нам какую-то очень поучительную историю, случившуюся с тобой в Ираке.

– Да, точно. В две тысячи восьмом в ходе боев в пригороде Мосула – а это огромный древний мусульманский город – американские кафиры непрестанно наносили по позициям моджахедов удары авиацией и артиллерией, но мы держались стойко, хотя среди нас было уже много шахидов – мучеников за веру. Через день американские собаки выдвинули разведку в составе двух машин пехоты M2 Bradley и отряда морпехов. Командовавший нами эмир сказал, что никто не должен открывать огонь без его команды. Мы взяли на прицел американцев и стали ждать команду. Через некоторое время один из моджахедов – родом из Пакистана – вдруг изготовился для выстрела из гранатомета. Мы увидели это и сказали ему, что еще не было команды эмира. Но этот моджахед ответил, что ему никто не может запретить делать боевой джихад и сражаться на пути Аллаха. Он произвел выстрел из гранатомета. И американские кафиры начали по нам стрелять. Некоторые моджахеды тоже ответили огнем, другие просили прекратить огонь… И когда перестрелка остановилась, стало ясно, что снаряд, выпущенный этим горе-гранатометчиком, даже не долетел до бронированной машины M2 Bradley и американцы не понесли никаких потерь, поскольку расстояние было слишком большим для ведения эффективного огня. Враги отступили. И снова начала работать американская авиация. И их проклятая артиллерия. И у нас опять появились раненые и убитые…

Оскар сделал паузу, внимательно оглядел сидевших перед ним братьев. Они смотрели на него, приоткрыв большие рты.

– Из этой истории можно сделать несколько важных и полезных выводов. Главный – простое ослушание и неправильное понимание религии становятся причиной большого вреда для всех мусульман, а значит – ислама. Истовое желание моджахеда из Пакистана делать собственный единоличный джихад принесло не пользу, а, наоборот, урон нашим рядам. Его яростное желание сражаться на пути Аллаха не является оправданием…

– Оскар, а может быть, у пакистанца нервы сдали, – с сомнением заметил Эмиль. – И он со страху пальнул…

– К сожалению, брат Эмиль, в тебе сейчас говорит кафир. – Учитель посмотрел на недоверчивого ученика неодобрительно. – Вы ведь с Арсеном служили в малийской регулярной армии, так?

Братья Кочегар опять кивнули.

– Значит, по привычке воспринимаете военное дело через призму устава. Забудьте! – консьерж понизил басовитый голос до тяжелого рокота. – У вас нет устава! Нет полиции! Нет армии. Нет родины! Для вас больше нет законов кафирского государства Мали! Есть только святой путь к Аллаху, велик он и славен!

Консьерж снова погладил несуществующую окладистую бороду на огромном черном подбородке, выскобленном до блеска.

– Скажите, братья, что такое «фитна»?

– Это арабское слово означает смуту и раздор между мусульманами, – ответил Арсен.

– Правильно, брат. Так вот фитна – это очень плохо. Я ваш эмир, то есть командир направления или фронта, а вы – моджахеды, то есть борцы за веру. Любая фитна ведет к безбожию, а наказание за неверие – только смерть. Аллаху акбар!

Оскар пристально посмотрел на Арсена:

– Ты по-прежнему учишь китайский?

– Да. – Арсен потупил глаза. – Учу.

– Значит, не оставили мысли отправиться в китайский Синьцзян?

– Да, я мечтаю о боевом джихаде против коммунистов. Они запрещают мусульманам-уйгурам отпускать бороды, а женщинам не разрешают молиться и носить хиджабы! Аллаху акбар!

– Это похвально, брат, но давно хочу вам обоим сказать следующее: в мире существует несколько фронтов боевого джихада. В Сирии и Ираке, еще в европейских странах, а также здесь, в странах Сахеля и Магриба. Важно понимать, что с военной точки зрения увеличение количества фронтов очень нам выгодно. Моджахеды во всем мире воюют с многократно превосходящим их материально противником. Такой тип вооруженного противостояния называется партизанской войной, и одним из ее важнейших принципов является сознательный отказ от концентрирования своих сил и стремление максимально растянуть силы врага. Возникновение каждого нового фронта джихада, помимо мобилизации мусульманской общины, становится дополнительной нагрузкой для всех неверных, военная мощь и финансовые возможности которых хоть и огромны, но не бесконечны. С этой точки зрения, неправильно представлять джихад в Ираке, Африке или Европе как некий решающий фронт. Просто потому, что в партизанской войне, да еще и глобального масштаба, не может быть одного решающего фронта, а победа достигается лишь как результат многочисленных маленьких успехов. Вы хоть понимаете, о чем я говорю?

Кажется, это обидело братьев. Их насупленные туарегские брови страдальчески сдвинулись к переносице.

– Понимаем, – ответил за обоих Арсен. – Ты же сам знаешь, что мы в армии служили…

– Аллаху акбар! – грохнул Оскар, словно из пушки, и, помолчав, продолжил: – В такой ситуации попытки некоторых мусульман представить Сирию и Ирак как локации главной битвы с кафирами говорят лишь об их неграмотности в военном деле. Во всяком случае, никто из наших ученых не говорит, что мусульмане могут оставить другие фронты джихада ради того, чтобы поехать, например, в Сирию. Наши ученые прямо говорят о необходимости рационального и взвешенного подхода в вопросе распределения сил. Поэтому невозможно согласиться со словами, что «нет разницы, где вести джихад, лишь бы вести». Конечно, джихад обязателен для каждого, но надо уметь сделать правильный выбор, определить первоочередность. В этой связи мусульмане здесь, в Мали, должны ясно понимать, что если к сирийским или иракским моджахедам практически без проблем могут присоединиться мусульмане из любой точки мира, то к джихаду в пустыне Сахара присоединиться крайне сложно, хотя бы из-за ее отдаленности и отсутствия выхода к океану. Соответственно, мусульманин, живущий в Мали, может уехать на другой фронт джихада, лишь убедившись, что не имеет никакой возможности участвовать в джихаде непосредственно у себя дома. Понимаете, братья?