– Помолчите. Мы едем к границе племен, остановимся у догонов. – Она проверила снаряжение АКС-74У и положила автомат между сиденьями. – Вы позвоните Ибрагиму Гали, убедите привезти мой новый паспорт.

– Он не приедет.

– Тогда я сообщу охотничьему братству догонов, что вы зарезали их соплеменника.

– Ты не можешь бросить нашу операцию по Гайво, – сказал он, стоя у открытой двери машины. – Мы слишком много в тебя вложили. Мы должны здесь построить Демократический халифат…

– У вас халифат, а меня ждут Монмартр и мороженое.

– Он не поедет… – упрямо повторил полевой командир.

– Пусть отправит надежного человека с моим паспортом.

– С дисциплиной у туарегов и так огромные сложности. Он не пойдет на поводу у девушки. Командующий Гали не имеет право показывать слабость. Он объявит туарегам о тебе как о сбежавшей с поля боя и…

– Сомневаюсь.

– Хочешь проверить?

Нет, проверять ей не хотелось. Очень хотелось разрядить в Хомахи обойму, а потом разбить коротко остриженную голову рукояткой тяжелого пистолета. Или лучше в другой последовательности. Еще можно наставить на него «глок», заставить сесть за руль джипа и приказать везти к границе с Алжиром, а там уж как-нибудь… На все воля Аллаха. Но далеко ли она уедет, если командующий Гали объявит ее дезертиром? До алжирской границы километров семьсот или поболее. Где-нибудь в районе Гао или Кидаля ее перехватят молчаливые туареги, без лишних слов посадят в подвал неприметного дома без окон, и бедуинская семья станет молча спускать ей вниз сухие лепешки и воду. Ее закроют на несколько месяцев в назидание другим недисциплинированным партизанам. Увы, осознание, что ситуация стала критической, пришло слишком поздно. Она ждала наступления событий, а они на самом деле уже произошли; попыталась схватиться за горб бежавшего верблюда, но поймала руками лишь воздух, пахнущий верблюжьей шерстью.

Террорист сидел на корточках у кучи песка рядом с джипом. Теперь она разглядела его холодные зелено-голубые глаза. Они глядели не на нее, а в сторону. Так хищники в пустыне специально не глядят на будущую жертву, демонстрируя полное безразличие, чтобы не спугнуть удачу на охоте.

– Ты никак не можешь выбрать более правильную книгу, Бенфика, – вдруг заявил он. – «Законы войны почтенного учителя и генерала Ли Му» или «Хюгге – подоплека датского счастья» Биллема Приора. И оттого мучаешься…

О Аллах! Каким образом африканский террорист узнал о книжках, лежавших на ее письменном столе в детстве?

– Что вы сейчас сказали? – изумилась она.

– Я? Ничего. Молча жду, когда ты наконец определишься.

Неужели от хронической усталости у нее начались слуховые галлюцинации? Определенно начались. Бенфика закрыла глаза, сделала несколько вдохов-выдохов и прошептала: «Прибегаю к защите Аллаха от козней шайтана. Во имя Аллаха, Милостивого и Милосердного! Хвала Аллаху, Господу миров Милостивому, Милосердному, властелину дня воздаяния! Тебе одному мы поклоняемся и тебя одного молим о помощи. Веди нас прямым путем, путем тех, кого ты облагодетельствовал, а не тех, на кого пал гнев, и не заблудших. Аминь». Она приняла окончательное решение и выбрала линию поведения. Подошла к Омару Хомахи. От него пахло сухой травой, потом и остатками неплохого парфюма. Расстегнула ключами наручники и, оставаясь на месте, сжала в кулаке два железных обруча, как тяжелый кастет. Она ожидала от моджахеда всплеска негодования за пережитое унижение и была готова успокоить его хорошим ударом в любую часть тела. Но он отошел на несколько шагов, передвинул кобуру из-за спины и принялся растирать затекшие руки. Тогда она закинула колониальные наручники за кусты сухих колючек.

– Буря закончилась, французы поднимут беспилотники и пришлют сюда вертушку с десантниками, – по-деловому сказала она. – Какой у нас план?

Так, наверное, говорят ответственные служащие, вернувшиеся в офис после досадной простуды.

– Ты приняла правильное решение, – сказал командир стражников. – Хвала Аллаху!

– Какой план, Омар? – повторила она.

Он был ей ненавистен, но злость – плохой помощник в борьбе за выживание. Ей необходимо сосредоточиться. Искать позитивное и концентрироваться на деталях. Гленн уверял, что позитивное можно найти, даже находясь в заложниках у террористов. «Однажды я попал в плен в Ираке, – рассказывал он курсантам Военной академии, расхаживая перед ними в спортивном зале, – и мой мозг ударился в панику, но я все время заставлял его вычленять хоть что-то позитивное. Постоянно структурировать возникшую проблему. Например, вот я в плену. Но не ранен. Слава богу, бандиты не знают, что я военный разведчик, поскольку попал в плен на рынке вместе с толпой мирняков. Документов при себе нет, оружие успел выкинуть. Я одет не в камуфляж, а в местную одежду – длинную светлую гандуру, чертовски удобные шаровары и симпатичную клетчатую куфию. Знаете, нелегко концентрироваться на мысли, что арабский платок на башке симпатичный, если тебя ведут на расстрел. Но и тут позитив. На расстрел ведут не одного, а в составе группы мирняков-езидов из пятидесяти человек. То есть расстреляют не индивидуально, а с толпой. Значит, еще шанс. Когда нас вывели в чистое поле за Мосулом, над нами летал вертолет и все это сверху видел. Курды на вертолете искали меня и даже разглядели в бинокли, но помочь в тот момент не могли. А я говорил себе, что теперь точно не пропаду без вести. Это же хорошо! Позитивное настроение помогло не удариться в панику, проще говоря, не обосраться от страха. Поэтому депрессии не было. И я угадал важный момент, когда боевики начали нажимать на спусковые крючки после крика эмира: “Аллаху акбар!” Ровно за мгновение до того, как полетели пули, я упал назад, но не совсем назад, а как бы вбок. И меня сверху накрыл только что убитый сосед. Бандиты стреляли, естественно, вразнобой. Я был ранен, но не смертельно. Смог притвориться, что мертвый. Когда нас расстреливали, а потом добивали, я слышал их шутки и смех. Значит, они были расслаблены и невнимательно относились к своему делу. И это прекрасно, твердил я себе! Одна пуля задела мою ногу, другая – голову, но по касательной. Среди расстрелянных было двое детей. Они остались в живых, поскольку лежали под трупами. И тоже не застонали, перетерпели боль. Когда террористы ушли, один местный араб-мусульманин нас вытащил, приютил, оказал первую помощь. Так что в любой ситуации присматривайтесь к деталям и ищите позитив».

– У тебя остались цветные линзы, чтобы сделать глаза черными? – Омар Хомахи гладил верблюда по большой голове.

– Да.

– Хорошо, а мне надо найти для тебя большую фотокамеру. Будто ты сама снимаешь интервью для разных сайтов. Времени для поиска новых членов «съемочной группы» нет. Надо бы кого поприличнее, а где их взять?

– А они были приличные? – она показала на кучу песка и мелких камней за шатром. – Оба из тюрьмы сбежали. Один террорист, другой маму зарубил. – Бенфику передернуло, как будто ей стало холодно. – Что дальше?

– Поезжай к озеру Дире, а у меня дела. Отправим французам имейл с просьбой об интервью с адмиралом.