Прикрываю глаза, не прекращая разминать пальцами виски. Хочется заглушить тягостные мысли, ибо голова просто раскалывается. И дело не во взбалмошной девчонке, которая поселилась в моем доме. По крайней мере, рядом со мной она в безопасности, и поэтому одной проблемой меньше. В данный момент меня терзает то, какие предстоит принять решения.

— Я догадываюсь, о чем ты думаешь. Раф. — Уго подается вперед и опирается локтями о колени. — Давай, я возьму эту ношу на себя.

— Нет. Я должен сделать это сам. Не трогайте его. Час расплаты обязательно придет, а пока нужно ждать и смотреть в оба.

— Ждать? Ты серьезно? — Гирландайо вскакивает с места. — Под тебя копают, Раф! И нам пока неизвестно, откуда растут ноги! Мы не можем сидеть сложа руки. — Уго выдыхает и продолжает более спокойно: — Дон знает?

— Нет, и не стоит ему рассказывать. Старик слаб, а ты прекрасно знаешь, что нам он нужен живым. Без его поддержки нас сравняют с землей. — Падаю в кресло и достаю из ящика стола бутылку бурбона. — Я в заднице, Уго. — Откидываю голову назад и повторяю, будто самому себе: — В ЗАДНИЦЕ.

РОКСОЛАНА

От невыносимой обиды и боли, которую принесла мне открывшаяся правда, я проревела всю ночь, уткнувшись в подушку. Не помню даже, как заснула. И вот утро. Лежу с открытыми глазами, но слез больше нет. Мой взгляд обращен пустоту, я полностью погружена в себя. Разочаровавшись во всем мире, кажется, не могу пошевелить даже пальцем.

Словно на повторе прокручиваю вчерашний разговор с Росси, но так и не могу ничего понять. Однако сейчас это не так важно, ведь сердце до сих пор содрогается от предательства жениха. Я не знаю, правда ли то, что рассказывал Рафаэль, или это его выдумки, но того, что увидела собственными глазами, вполне достаточно, чтобы засомневаться в искренности Матвея по отношению ко мне. В голове непроизвольно прокручиваются недавние события: трусливое поведение Матвея в ресторане, похищение, подрыв машины. И то, как после случившегося Росси ухаживал за мной, заставляет о многом задуматься. Тогда на нем не было привычной маски подонка, хоть вежливость и давалась мужчине с трудом. А сейчас он утверждает, что вновь спас меня. Сама того не желая, я верю ему, даже несмотря на то, что злюсь, а руки так и чешутся придушить мерзавца.

Неприятное урчание в животе прерывает поток воспоминаний, заставляя задуматься, когда я в последний раз ела. В памяти всплывает вкус холодного кофе и карамельного круассана, и рот в мгновение наполняется слюной. Но в то же время они напоминают о нашей совместной ночи, поэтому я стремительно вскакиваю на ноги, словно пытаясь убежать от своих мыслей. Нельзя о нем думать, если не хочу давать себе ложную надежду на то, что дорога этому мужчине. Только вот теперь, когда Раф находится буквально в двух шагах, мне будет еще сложнее.

Невольно закрадывается вопрос, какой же этот мужчина на самом деле? Мне по-прежнему хочется разгадать его. Какие женщины ему нравятся? Почему после развода он больше не женился? Почему стал таким властным и не терпящим неповиновения? Почему живет по принципу, что Земля должна вращаться вокруг него? Каким было его детство?

Мой интерес к этому человеку вытесняет ненависть к нему, и я уже думаю не о том, как хочется придушить Рафаэля, а о том, чтобы увидеть его безмятежно спящим. О том, чтобы исследовать каждый сантиметр покрытой татуировками кожи, узнать значение каждой.

Интересно, спит ли вообще этот дьявол? Или просто иногда отдыхает в припрятанном где-то в кладовке гробу? Нет! Это просто бред какой-то. Нужно выбросить это из головы. Только вот где-то в глубине души слегка шевелятся глупые девичьи желания. Ведь когда-то я мечтала, чтобы Рафаэль забрал меня к себе, излечил от тоски по нему…

И вот я в его доме, и мне по-прежнему хочется увидеть его, хоть и не должно бы. Эмоции немного успокоились, и по трезвому размышлению я уже иначе смотрю на ситуацию. Нужно обязательно извиниться за пощечину. Я какая-то ненормальная, ей-богу, сама себе противоречу. Но мне действительно необходимо увидеть Рафаэля, поговорить, понять. Он нужен мне. Я потеряна и подавлена, одна в чужом мире. И как бы парадоксально это ни звучало, теперь Росси — единственный, кому я могу доверять.

Витающая в пустой комнате тяжелая атмосфера окончательно добивает меня и, стремясь покинуть помещение, я дергаю дверную ручку, но та остается неподвижной. Ну конечно, этот мужчина не изменяет своим варварским принципам. Раз за разом дергаю ручку, но ничего не меняется. Тогда я, тихо выругавшись, начинаю тарабанить по двери.

— Откройте! — Прекращаю стучать и прислушиваюсь, но в ответ тишина. — Выпустите меня! — Снова дергаю за ручку, но напрасно. — Эй! Я хочу есть! — Отчаянно хлопаю по дереву ладошкой. — Черт!

Разворачиваюсь и, прижавшись к двери спиной, сползаю на пол и больно ударяюсь затылком о неровную деревянную поверхность. Больше всего на свете меня бесят ограничения в каких-либо действиях, и я не намерена с этим мириться, поэтому начинаю истошно вопить. Каких-то полчаса спустя в замочной скважине все же поворачивается ключ, что заставляет меня подняться на ноги.

— Да кто же так кричит, весь дом на ушах стоит, — ворчит домоправительница, пока открывает двери, но при виде меня выражение ее лица сразу меняется. — Ах, это ты, милая, — хватается она за щеки, удивленно распахивая глаза.

— Женевра! Я так рада вас видеть! — радостно вскрикиваю и бросаюсь обнимать вошедшую женщину.

Она такая большая, теплая, мягкая и нежная. Как мама. А еще пахнет вкусно: молоком и медом. И пусть я не знала материнской любви, но почему-то мне кажется, что от нее должен исходить именно такой аромат. На душе моментально становится легче, ведь я больше не чувствую себя одинокой.

— Я тоже, piccina, — Женевра отстраняет меня за плечи и начинает внимательно разглядывать. — Бедное дитя, итак худенькая такая, еще и заперли! — возмущается, нахмурив тонкие брови. — Давай, милая, идем, голодающий в этом доме — преступление для меня.

— А вам ничего не будет за то, что выпустили заключенного? — с опаской интересуюсь я. Не хотелось бы, чтобы из-за меня на эту чудесную женщину обрушился гнев Росси.

— Синьор, конечно, очень серьезный человек, и обязательно поворчит на меня, возможно, даже и покричит, но я сумею перенаправить его недовольство в нужное русло. Мне не привыкать.

— И часто он лишает людей свободы? — недовольно спрашиваю я, следуя за Женеврой по длинному коридору.

— Деточка, я не лезу в дела синьора Росси. Если ты здесь, значит, так нужно. Однако морить голодом тебя не позволю. Он хороший человек, просто к нему нужен особый подход. И, находясь в этом доме, вам, юная леди, стоит усвоить, что хозяину не стоит дерзить. — Я пытаюсь поспеть за беспрерывным потоком слов домоправительницы, и невольно сама обрываю ее.

— А вы давно его знаете?

— Деточка, всю жизнь! — пылко вскрикивает Женевра. — Я растила этого сорванца с пеленок.

— А каким он был… в детстве? — Прикусываю губу от распирающего любопытства и желания расспросить как можно больше о Рафаэле, но в то же время не хочу, чтобы она увидела мою заинтересованность в этом мужчине.