– Грехи наши тяжкие, – повторил он.

– Что конкретно?

– К примеру – наркоманию.

– Вы про Кирилла?

– Сначала дайте мне честное слово, что эта информация останется между нами, – проговорил Фирсов очень серьезно, и у Лионеллы не повернулся язык сказать что-то, кроме одного:

– Даю вам честное слово.

– Надеюсь на вашу порядочность.

– Говорите.

– Шмельцов…

– Подождите-подождите… – наконец до нее дошло: – История падения с крыши?

– В больнице, куда привезли Шмельцова, подтвердили наличие наркотических веществ в его крови. Он – конченый наркоман.

Лионелла чувствовала, что должна дать этому какую-то оценку, но сказала ничего не значащую фразу:

– Он очень хорошо это скрывал.

– Как вы понимаете, конфиденциальность – это вопрос его заработков и репутации.

– Выходит, что на крышу его загнали наркотики?

– Такое часто случается. – Фирсов решил подвести черту их разговору: – Информационный обмен окончен. Вы едете в Питер?

– Вам осталось рассказать, что от меня требуется.

– Хотите задание?

– Мне нужно подготовиться. – Лионелла представила себя в сексуальном костюме Маты Хари, что заставило ее подтянуть живот и выпрямить спину.

– Задания не будет, – Фирсов беспощадно развеял ее фантазии.

– Тогда зачем туда ехать?

– Даю установку: что бы ни увидели, вы ничему не должны удивляться. Поступайте так, как подсказывают обстоятельства и, конечно, женская интуиция.

– В чем же интрига?

– Ни в чем.

– Не понимаю, что за резон.

– А если просто довериться?

– Вам?

– Мне, – с готовностью сказал Фирсов и услышал однозначный ответ:

– Вам – никогда!

– Вы едете в Питер? – устало спросил он.

И Лионелла ответила:

– Конечно же, да!

«Гранд Экспресс» уходил с Ленинградского вокзала в Санкт-Петербург в двадцать три часа сорок минут.

– Не хочешь, чтобы я поехал с тобой? – спросил Лев Новицкий. Он вызвался провожать жену и сам сел за руль. Теперь стоял рядом с Лионеллой в купе. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут. – Я еще успею купить билет.

Она положила руку ему на грудь и спокойно сказала:

– Поезжай домой и не волнуйся. Не первая игра. Не о чем волноваться.

– У меня плохие предчувствия.

– Для них нет оснований, – сказала Лионелла. – Дня через три вернусь.

– Почему так долго?

– Ты же знаешь: я люблю Питер.

– Ну что же… Тогда счастливого пути, и больше не делай глупостей. – Лев улыбнулся и поцеловал жену в щеку. – Не смей давать свой телефон незнакомым мужчинам.

Лионелла тоже улыбнулась:

– Нет. Ни за что.

После этих слов Лев вышел из вагона и вскоре помахал ей с перрона.

– Не жди, – сказала Лионелла и, понимая, что он не слышит, махнула рукой: – Поезжай домой!

Поймав себя на мысли, что Марго сказала бы – «ехай», она улыбнулась. Неистребимое московское слово брало верх над традиционным «поезжай». Ей самой хотелось иногда так сказать.

Истина – не к ночи будет помянуто – сработала безошибочно: в ее дверь постучали.

– Кто? – спросила Лионелла.

– Это я, Марго.

Она сдвинула дверь:

– Тоже на игру?

– Нетрудно догадаться. Ты тоже?

– Представь себе – да.

– Помнится, ты не хотела.

– Когда? – Лионелла зевнула, прикрыв рот рукой.

– На «Веранде», когда мы с тобой ужинали.

– Неужели? Я действительно так сказала?

Теперь засомневалась Марго:

– Возможно, я что-то спутала. – Она улыбнулась. – У меня в последнее время голова в облаках.

– Любовь… – сказала Лионелла. – Надеюсь, она взаимна.

– Как же иначе? – В голосе Марго прозвучали вздорные нотки.

– Поверь мне, по-другому тоже бывает.

– Тебе виднее… – улыбнулась Марго. – Можно войти?

– Прости, я очень устала и хочу спать.

– Всего несколько минут – поболтать.

Лионелла сообразила, что это удобный случай для удовлетворения любопытства.

– Проходи. – Она отступила.

– Твое купе больше, – оглядевшись, проговорила Марго.

– Двухместное, – скупо обронила Лионелла, спросив: – Ты едешь одна?

– С кем же еще?

– Но где же Мишель?

Смутившись, Марго быстро привела себя в чувство:

– Откуда ты знаешь?

– Не будь такой наивной. Об этом все говорят.

– Нам с Мишелем не хотелось огласки. Нужно соблюсти хоть какие-то приличия.

– Не вышло.

– Со дня смерти Катерины прошло чуть больше недели.

– Тебя это волнует? – спросила Лионелла и снова зевнула.

– В общем-то нет.

– Когда у вас все началось?

– Имеешь в виду отношения? – Марго хотелось поговорить, но она еще осторожничала. – Давно.

– Год? Два? Полтора?

– Чуть больше года.

– Катерина догадывалась?

– Представь себе – нет. Мы так удачно водили ее за нос.

– В то утро, когда Мишель сказал про развод, ты была с ним?

– Лежали в одной постели. Когда он с ней говорил, мне так и хотелось крикнуть Катерине: разуй глаза, дура!

– Как это вульгарно… – Сдерживая гнев, Лионелла опустила глаза. – И подло. Мне всегда казалось, что вы с ней подруги.

Теперь самой Марго захотелось уйти. Разговор не доставлял ей ни малейшего удовольствия.

– Пойду лягу спать.

– Спокойной ночи, – простилась Лионелла и с облегчением задвинула дверь.

Слова Марго Никодимцевой задели ее за живое. «Тебе виднее», – сказала та, когда речь зашла о взаимности. Кого она имела в виду? Льва? Но Лев ее любит. Любит ли она Льва? Сложный вопрос, как и само это чувство. Сколько в нем слагаемых? Влечение, благодарность, привычка, чувство долга и, в конце концов, лень или нежелание что-то менять. Чего больше в их отношениях? Скорее – привычки.

Лионелла нутром почувствовала, что Марго имела в виду Кирилла, и ей захотелось осмыслить, охватить взглядом каждый день их жизни. При этом в ней не было уже обиды брошенной женщины. Она перебирала событие за событием, ничему не удивляясь и не противясь вязкому эфиру утекающей мысли. Лионелла оказалась между явью и навью. Последней мыслью перед тем, как заснуть, была мысль о том, что по-настоящему она любила только Кирилла. Но эта любовь выжгла ее изнутри.