Мой желудок поднимается к самому горлу, и меня трясет.

Почему? Почему она так делает?

— Я пришлю тебе свои чаевые, — медленно повторяю я. — Должен же быть кто-то ещё, у кого ты можешь попросить денег, мама. Ты можешь украсть немного у Тини, пока он спит?

— Ты неблагодарная, — шипит она, вешая трубку.

Я пробегаю пальцами по волосам, пытаясь успокоиться, и кладу телефон обратно на стол. Что, чёрт возьми, это было? Должна ли я ей поверить?

Нет.

Всё не может быть так плохо. Мама может быть борцом. Если она действительно хочет бросить мужа, она может просто сесть в свою машину и уехать, я знаю Тини. Он злится, может немного надавать ей пощечин. Потом он отключается, и она может в это время сбежать.

— Зачем тебе посылать этой женщине хоть что-то?

Я подпрыгиваю, повернувшись лицом к Паку. Он возвышается надо мной с гневным выражением лица, и у меня перехватывает дыхание.

— Я забыла, что ты здесь.

Его лицо темнеет.

— Получила от меня то, что хотела? — спрашивает он, насмехаясь.

Потом протягивает руку вниз и хватает свой член через джинсы, откровенно сжимая его.

— Потому что ты оставила меня в подвешенном состоянии.

Серьёзно? Мои глаза сужаются.

— Моя мама говорит, что Тини убьет её, — говорю я, тщательно выделяя каждое слово. — Ей нужны две тысячи, чтобы уехать и устроиться здесь. Твой член не в приоритете в данных обстоятельствах.

— Чушь собачья, — отвечает он, фыркая. — Ей нужны две штуки, чтобы купить наркотики или заплатить кому-то, чтобы они не закопали твоего отчима в землю, где он и должен находиться.

Я неловко пожимаю плечами, потому что, нельзя сказать, что он не прав. Не то чтобы я хотела признавать это…

— На этот раз она говорила по-другому, — продолжаю я, ненавидя себя за слабость, которая закрадывается в мой голос.

Он, вероятно, считает, что я наивная дура. Возможно, так оно и есть. Или, может быть, ей наконец-то надоело, и она захотела уйти. Смогу ли я когда-нибудь простить себя, если Тини причинит ей серьезную боль?

— Я хочу спасти её.

— Иди сюда.

— Зачем? — спрашиваю я.

Пак поднимает бровь.

— Мы еще не закончили

— Моя мама только что позвонила и сказала, что её муж собирается её убить, — я отчаянно пытаюсь до него достучаться. — А ты всё ещё хочешь заняться сексом? Что за мудак так делает?

Он шагает вперёд и ловит меня за руку, прижимая её к передней части своих джинсов. Его пальцы обвиваются вокруг моих, сжимая член. Тёмно-красные пятна на его щеке выделяют белый шрам. Иногда я забываю, насколько пугающим может быть Пак.

— Мудак, который знает, что она играет с тобой. И да, я всё ещё хочу заняться сексом, — говорит он. — Я думал об этом в течение пяти лет, с тех пор как забрал тебя из той адской дыры. Помнишь? Потому что это была адская дыра, а она чертов дьявол. Эта сука продавала тебя, и теперь ты собираешься отправить ей деньги? Какого чёрта ты не можешь еще понять?

Я напрягаюсь. Придурок. Конечно, он не единственный человек, на кого я злюсь, но именно он находятся сейчас со мной.

— Она — моя мама, — говорю я ему. — И несмотря ни на что, я люблю её. И ты не имеешь права судить меня за это. Я не собираюсь отправлять ей кучу денег. У меня их нет. Но если я и сделаю так, то это точно не твое проклятое дело.

Пак наклоняется, напрягая свою челюсть, его лицо находится прямо напротив моего.

— Теперь это моё дело.

— С каких пор?

— Думаю, что прямо с тех, когда ты кончила благодаря мне, выкрикивая моё имя.

Я ахаю, отрывая руку от него. Или, скорее, пытаясь вырвать свою руку, потому что он точно не отпускает её. Затем другая его рука обхватывает мою шею, подталкивая меня вперёд. Его губы накрывают мои, а язык пытается проникнуть внутрь. Но я всё ещё слышу голос своей матери в голове.

«Он собирается убить меня».

Я кусаю Пака за губу, и это не укус любви.

— Иисус, — произносит он, отступая назад.

Его язык высовывается, исследуя маленький укус, который начал кровоточить.

— Мы совершили ошибку, — говорю я, стараясь не смотреть на него.

Это тяжело, учитывая, что он держит меня за шею. Я пытаюсь вырваться, но его пальцы сжимаются и дальше, напоминая мне, насколько он сильнее меня.

Вот тогда-то до меня и доходит вся реальность ситуации.

Может быть, я и переживаю за маму, но меня удерживает большой, сильный мужчина, который переживает за то, что его лишили счастливого финала.

Устрашающий байкер.

Я облизываю губы, внезапно испугавшись по другой причине.

— Я не хочу заниматься сексом, — выпаливаю я.

— Ты занималась им пять минут назад.

Я ищу в его глазах хотя бы намек на мягкость или сострадание. Всё, что я вижу, это пылающую потребность в сопровождении гнева. Руки Пака до сих пор удерживают меня. Я поднимаю свободную руку и касаюсь его груди, желая достучаться до его сердца и найти сострадание, которое он может скрывать в глубине души.

На поверхности его точно не видно.

Я сглатываю.

— Я очень хочу спать. Одна. Сегодняшний вечер прошел не так как я планировала, и мне есть о чём подумать.

— Так теперь ты говоришь мне, что не хотела этого? Потому что мои пальцы всё ещё мокрые от твоей киски. Называй меня сумасшедшим, но это обычно означает, что сука в этом замешана.

Сука?

Ох, мне это не нравится. Ни капельки. Я забываю о своем страхе, во мне закипает гнев. Лучше я буду злиться, нежели падать в пучину паники.

— Отпусти. Меня. — скриплю я зубами.

Пак недолго смотрит на меня, а потом отпускает так внезапно, что я чуть не падаю.

—Ты сумасшедшая, — говорит он, отступая. — Я ничего не сделал, кроме как позаботился о тебе, но один телефонный звонок от этой шлюхи, и ты забываешь обо мне. Не притворяйся, бл*дь, что тебе это не нравилось — теперь ты получила то, что хотела и решила меня послать!

— Да, наверное, я виновна в этом, — шиплю я. — Ты мне нравишься, засранец, так что, когда ты начал давить, я не сказала «нет», потому что мне было приятно. Это преступление? Если ты думаешь, что я шлюха, то иди на хрен. Но даже шлюхи имеют право выбирать с кем и когда они хотят спать. В тебе есть что-то пугающее, Пак. Я знаю, кто ты на самом деле, и я не хочу иметь с этим ничего общего. Ты сильный и бьёшь людей, и я хочу поговорить с кем-нибудь о своей маме, но всё, что тебя волнует — это секс!