Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К моему изумлению, он сказал кардиналу:
— Ваше преосвященство, этот набросок нарисовал мой паж. Согласен, что юный Дино наделен некоторым талантом, впрочем, вернемся к более важным вопросам. Оба юноши, изображенных здесь, служат в замке и, возможно, некоторым образом причастны к убийству графа Феррара. Вам доводилось встречать их во время пребывания здесь?
Архиепископ еще раз взглянул на рисунки и покачал головой:
— Они мне не знакомы.
— А вот это? — спросил учитель, доставая шахматную фигуру из сумки и ставя ее рядом с рисунками.
Беря фигуру скрюченной подагрой рукой, архиепископ утвердительно кивнул головой.
— Итак, вы тоже играете в шахматы, Леонардо? Боюсь, мне трудно будет сыскать достойного противника, ибо тем, кто не прочь сразиться со мной, недостает либо умения, либо решимости обыграть меня. Быть может, вы сумеете ответить на вызов?
— Я посчитал бы честью сесть напротив вас, — с легким поклоном ответил учитель. — Но не могли бы вы сказать, где видели эту шахматную фигуру прежде?
— Это королева, верно? — внимательно рассматривая, архиепископ повертел фигуру в руке. — Судя по резьбе, она родом из Аравии либо, пожалуй, Испании. Довольно мила в своей простоте, но нет, не могу признать ее.
Он отдал обратно шахматную королеву Леонардо, который спрятал ее и рисунки, а затем вновь поклонился.
— Я признателен вам, ваше преосвященство, за то, что вы уделили нам время. Я вас больше не побеспокою, и лишь прошу вас не выходить отсюда без сопровождения, пока мы не найдем того, кто убил двоюродного брата герцога.
— Я приму к сведению ваш совет, Леонардо, и помолюсь о быстром разрешении этого печального дела, — ответил архиепископ и снова протянул руку.
Через минуту его секретарь с расстроенным выражением на лице уже торопливо сопровождал нас вниз по коридору.
— Поверьте мне, я довольно сносно играю в шахматы, — убеждал он. — Если я постоянно и проигрываю, то не из-за неумения. Просто Господь благоволит к его преосвященству.
— В самом деле, — сухо ответил Леонардо, и в его глазах промелькнул веселый огонек. — Передайте, пожалуйста, что я буду рад принять его вызов, когда ему будет удобно.
Оставив что-то бормочущего священника и пройдя через те же самые смежные покои и строй стражи, мы опять оказались во дворе. Учитель остановился и сунул руку внутрь жакета за списком.
— Мы исполнили свой долг и предупредили архиепископа о подстерегающей его здесь, вероятно, опасности. К сожалению, он не обладает интересующими нас сведениями в отношении лиц, возможно, причастных к убийству графа. — Он замолк и, лукаво улыбаясь, присовокупил: — Разве что сообщил нам, что ты заметил то, что я проглядел — внутреннюю борьбу.
Вновь покраснев, я задумалась на мгновение, а потом встряхнула головой:
— Архиепископ показался мне искренним и чистым человеком. Уверен, что ему ничего не известно ни о заговоре против него, ни о причине, заставившей пойти на убийство двоюродного брата герцога.
— В таком случае нам следует посетить второе лицо в нашем списке, графиню Мальвораль. Хотя она с супругом обычно жила на вилле за городом, у нее, члена герцогского семейства, имеются в замке собственные покои.
На моем лице, верно, отразилось беспокойство, ибо он пристально посмотрел на меня.
— Ах, да, она же та женщина, которую ты больше всех подозреваешь в недостойных проделках, — продолжил он. — Пожалуйста, оставь ужасные мысли о ней. Нельзя, чтобы чувства возобладали над нами, когда мы накануне новых открытий.
— Я не боюсь ее, учитель, — решительно защищала я себя. — Просто меня в ее присутствии постоянно одолевает тревога. Кроме того, вдруг она признает его во мне, ведь она видела меня в наряде белого епископа?
Он беззаботно щелкнул пальцами.
— Не волнуйся. Подобные ей никогда не обращают внимания на тех, кто ниже их по положению. И даже если она посмотрит на тебя, то вряд ли отличит тебя от других слуг в замке. Ей никогда не придет в голову, что ты имеешь отношение к придворным, участвовавшим в матче.
Я с сомнением кивнула головой. Несмотря на его пренебрежительное мнение о знати, я чувствовала, что графиня не похожа на остальных. Я была уверена, что она знает всех слуг по имени и в лицо. Более того, я была убеждена, что она в мельчайших подробностях вспомнит встречу с тем, кто не принадлежит к ее близкому кругу, особенно со знатным лицом, не являвшимся таковым и переодетым епископом.
Поэтому я с некоторым трепетом последовала за ним к другому крылу, где размещались родственники герцога. Как и во внутреннем дворе, в покоях царила суета, поднятая теми, кому, волею обстоятельств, пришлось задержаться здесь. Все говорили громко и вели себя натянуто. И, как всегда, больше всех страдали слуги, ибо им главным образом приходилось сносить дурной нрав своих хозяев и хозяек.
И, приблизившись к покоям графини, мы стали свидетелями этого. Служанка немногим старше меня неожиданно вылетела из дверей, в которые мы собирались постучать. Слезы лились потоком из распухших глаз, а чепец сбился набок. Причина ее горя была очевидной, ибо красная отметина, след от тонкой руки, ярко алела на пухлой бледной щеке.
Девушка исчезла в конце коридора, прежде чем мы успели предложить ей свою помощь или утешить ее. Я видела, как потемнело лицо Леонардо, и, несмотря на охватившее меня негодование, почувствовала на мгновение облегчение. Вот доказательство жестокого характера графини. Разумеется, увиденное заставит учителя более благосклонно отнестись к предположению о причастности к убийству графа женщины.
Он молча постучал в дверь, и резкий голос велел ему войти. Глубоко вздохнув, я последовала за ним, испытывая такое же беспокойство, как и тогда, когда накануне отправилась за ним в гробницу.
Комната без окон была обставлена не столь строго, как крайние покои архиепископа. Резные деревянные кресла, выстроившиеся только вдоль одной стены, были здесь меньше и на них лежали подушки из золотой парчи. Напротив стоял низкий стол, заставленный вазами с цветами и фруктами. И тут же лежала (при виде ее я испытала сильное волнение) шахматная доска. Впрочем, фигуры на ней были меньше и более изящны, чем в том наборе, из которого к нам попала шахматная королева. Рядом со столом виднелась широкая скамейка с подушками, окруженная золотыми портьерами, где обитатель комнаты мог отдохнуть минуту днем.
Гобелены на стенах были ярче и более веселого содержания, чем в покоях архиепископа, и отделаны золотым шнуром и кисточками. Большую часть противоположной стены занимал громадный каменный камин, его зияющая черная пасть была столь громадной, что я могла легко поместиться внутри, вероятно, приятное дополнение в зимние месяцы. Узкая дверь сбоку от него вела, предположила я, в спальню.
Мы терпеливо ждали, когда графиня выйдет к нам через эту дверь; поэтому мы оба были удивлены, когда портьеры, окружающие скамейку, заколыхались и из-под них показалась женская бледная обнаженная ступня. За ступней последовала столь же обнаженная нога, стройная и бледная на фоне золотой ткани. Затем портьеры раздвинулись, представив нашему взору графиню Мальвораль собственной персоной.