Но архиепископ скоро вернется в Рим, разумеется, если выберется из Милана живым.

— В твоей теории что-то есть, — сказал мне учитель, когда мы шли к обставленным со вкусом комнатам, где разместили епископа. — Если намеченной жертвой действительно является его преосвященство, тогда убийца, возможно, вновь покусится на его жизнь. Мы обязаны предупредить его — и это самое малое.

Однако вскоре мы увидели, что убийце будет не так-то просто подобраться к архиепископу. Вход в крыло замка, где он размещался, охраняли с полдюжины вооруженных людей — папская стража, как мы позже узнали, — и они пропустили нас только после того, как спустившийся секретарь архиепископа разрешил нам войти. Кроме того, целая когорта духовных лиц, бродящая по смежным покоям, остановила бы всякого, не принадлежащего к их кругу.

«Даже у Моро не было столь изощренной системы защиты в замке», — с удивлением подумала я.

— Да, у его преосвященства полно врагов, — на вопрос учителя ответил наш проводник (я шла на почтительном расстоянии позади них). — Вы должны понимать, что он занимает высокий пост внутри Церкви. Будучи более двадцати лет архиепископом и кардиналом, он пользовался доверием четырех пап; да и сам может стать следующим римским епископом. Однако, хотя большинство и любят его, всегда найдутся те, на кого божий человек наводит страх.

— И на его жизнь недавно покушались? — невзначай осведомился Леонардо.

Священнослужитель вежливо посмотрел на него.

— Извините, синьор, я не вправе обсуждать с вами подобные вопросы.

Стал бы или нет учитель и дальше настаивать в своей обычной дипломатичной манере, не знаю, ибо мы остановились перед изысканно украшенными двойными дверьми, упиравшимися чуть ли не в потолок. Наш провожатый тихо постучал согнутыми пальцами по резному, с позолотой дереву, и голос изнутри пригласил его войти. Велев нам знаком оставаться на месте, священнослужитель молча проскользнул внутрь и затворил за собой тяжелые двери.

Мы терпеливо простояли в молчании, верно, несколько минут, затем двери снова распахнулись.

— Архиепископ уделит вам несколько минут в знак благорасположения его хозяину, герцогу, — произнес священник и пригласил его внутрь.

Разумеется, обо мне он не упомянул. Я, держась на почтительном расстоянии, последовала за учителем, склонив немного голову, как и приличествует слуге, пытаясь в то же время как можно незаметней рассмотреть окружающее.

Само помещение отличалось показным блеском, но не удобством. С полдюжины высоких резных кресел из поблескивавшего черного дерева, без набивки и подушек, стояли по обе стороны от нас вдоль стен. Здесь вместо современных фресок, как в трапезном зале, висели на тяжелых кольцах и брусьях длинные гобелены, казавшиеся гораздо старше самого замка, закрывая грубо обтесанные стены, заглушая звук и пряча сырость. Каменная плитка под нашими ногами была неровна и беспощадна, и я представила, какой холодной она бывает в зимний день, без толстого покрова, как встарь, тростника.

Впрочем, центром комнаты был массивный стол с ножками вдвое толще моих, с такой же изысканной резьбой, как и на дверях. Из-под опущенных ресниц мне удалось разглядеть старика, сидевшего за ним в напоминавшем трон кресле.

Вблизи архиепископ Милана оказался худощавым человеком, с морщинистым лицом под кардинальской красной шапкой на лысеющей голове. Сегодня на нем был белый жакет с кружевом, а поверх него — красная, застегнутая на груди на пуговицы накидка с капюшоном. Под накидкой висел на тяжелой цепи золотой крест размером с кисть руки. Этот крест, как и золотой перстень на пальце, был его единственным украшением. Столь простой наряд представлял разительный контраст с изысканным одеянием, в котором он был во время шахматного матча и погребения графа.

— Ваше высокопреосвященство, это Леонардо Флорентийский, занимающий должность главного инженера при дворе герцога Миланского, — объявил священнослужитель, а затем скромно отступил в сторону, оставляя их наедине и в то же время все слыша.

Архиепископ не пригласил нас сесть. Он, однако, кивнул головой, давая понять, что Леонардо может приблизиться, и протянул через стол для традиционного поцелуя руку с кольцом. Я затаила дыхание, зная нелюбовь учителя к подобным религиозным обрядам и опасаясь того, что он сделает. К моему облегчению, он грациозно поцеловал протянутую руку и застыл в ожидании.

— Итак, вы великий Леонардо, — произнес его высокопреосвященство твердым и в то же время слабым голосом, вызвавшим у меня опасения за его здоровье. — О вашем таланте стало известно и за пределами Милана. Даже в Риме пронесся слух о художнике, наделенном немалым даром, хотя и, как считают, еретике. Однако я видел вашу работу, Леонардо, и не верю, что тот, кто создает столь прекрасные изображения Богоматери, не знаком со словом божьим.

— Я рисую не только святых, но и грешников, ваше преосвященство, — кротко возразил он. — Но, признаться, я испытываю божественное вдохновение, когда творю.

— В таком случае вам еще можно надеяться, — с легкой улыбкой ответил архиепископ. — Скажите же, сын мой, что за срочное дело вы желаете обсудить со мной?

В двух словах Леонардо описал обстоятельства убийства графа и загадочной смерти юного Лоренцо.

— И поскольку герцог велел мне отыскать того, кто совершил это преступление, — продолжил он, — я тщательно изучил события нескольких последних дней, надеясь найти разгадку. В ходе расследования возникло предположение, что не граф, а вы, ваше преосвященство, являлись настоящей мишенью убийцы. Я просто был обязан предупредить вас об опасности, возможно, подстерегающей вас здесь, в замке.

— Сын мой, меня пытались убить столько раз, что трудно сосчитать, — спокойным голосом ответил архиепископ. — Не нажив врагов, в церкви не достичь моего положения, даже если прекрасно выполняешь свои обязанности. Но, как вы можете убедиться, я окружен многочисленной охраной, и поэтому добраться до меня способен лишь решительный убийца. Впрочем, меня ужасно расстраивает, что из-за меня, возможно, погиб человек. У вас есть чем подтвердить ваши слова?

Леонардо отрицательно покачал головой.

— Как я сказал, это всего лишь одно из рассматриваемых нами предположений. — Он замолк и, засунув руку под жакет, вытащил два рисунка. Он развернул и положил их на стол. — Будьте так любезны, ваше преосвященство, взгляните на эти наброски.

Духовное лицо искоса посмотрело на них.

— И впрямь чудесная работа, — промолвил он, улыбнулся и взял рисунок с изображением Ренальдо. — Однако, должен сказать, мне больше по душе этот набросок, особенно то, как вам удалось передать выражение внутренней борьбы. Этот юноша, видно, грешник и нуждается в спасении.

От столь неожиданной похвалы моей скромной работы я покраснела от удовольствия, тем более что архиепископ подумал, что ее творцом является Леонардо. На прекрасном же лице учителя промелькнула тень досады. Я слышала немало историй о том, как однажды в годы ученичества юный Леонардо превзошел своего учителя в мастерстве владения кистью и тот поклялся никогда больше не прикасаться к краскам. Я подумала, не вспомнил ли он тот случай.