Неужели Уокер еще не ложился? Ведь уже очень поздно – видимо, далеко за полночь. Ступая как можно осторожнее, она пробралась в комнату и увидела в кресле-качалке Хэпа. Судя по всему, он спал. Она повернулась и направилась назад к двери. И вдруг вскрикнула и подскочила в испуге, почувствовав, как что-то прошмыгнуло по ее ноге.

Хэп проснулся и сел прямо.

– Что, донимают котята?

– Я подумала, это мышь.

– Должен сказать, страшно шустрые чертенята, – пробормотал он.

– Я не знала, что вы еще не ложились.

– Да, сидел, нежился у огня и говорил себе: вот сейчас пойду лягу, но так и не собрался. Но я был уверен, что вы давно уже спите.

– Никак не могла заснуть и решила подогреть себе молока. Может, и вы хотите?

– Козьего молока? Нет уж, благодарю. – Он поднял с пола бутылку с продолговатым горлышком. – Это действует эффективнее.

– Спиртное, что ли?

– Точнее, виски.

– Я вижу, вы довольно много пьете.

Он, казалось, задумался на минутку, затем пожал плечами:

– Не знаю. Можно и так сказать.

– Я так и говорю.

– У каждого человека должны быть недостатки, иначе жить на свете неинтересно. Вот у вас, Энни, есть какие-нибудь недостатки?

– Мне кажется, вы пьяны.

– Абсолютно нет. – Он с трудом поднялся с кресла, подошел к Энни и протянул ей бутылку. – Не тратьте времени на козье молоко, Энни. Если хотите обо всем забыть, это самое надежное средство. В бутылке можно утопить любые горести и печали.

– Я не нуждаюсь в этом. – Не сомневаясь, что он выпил уже достаточно много, она предложила: – Может, хотите кофе? Я вмиг сварю.

– Нет. Я же сказал, у меня ни в одном глазу, – для убедительности он поднес бутылку к ее лицу и показал пальцем: – Вот видите, почти полная. И с чего вы взяли, что я пьян?

– Мне казалось, что этого следовало ожидать.

– А он пил?

– Кто?

Рука с бутылкой указала в сторону пианино:

– Ваш супруг.

– Нет. По крайней мере, не часто. А пьяным я его вообще никогда не видела.

– Неудивительно – у него были вы.

– Не вижу, какая здесь связь.

– Еще и какая. Счастливые мужчины не пьют. Если не верите, спросите у меня. Я ведь, знаете ли, был когда-то счастливым.

– Пока вас не ранили?

– Не знаю. Может быть. Хотя нет, еще до этого, – решил он. – Стало быть, вы хотели бы уснуть? В таком случае приготовьте себе пуншу.

– К сожалению, не умею. Знаете что, возьму-ка я все-таки кофейник и сварю кофе.

– Думаю, плита на кухне уже остыла. Может, пойти и разжечь ее?

– Я и здесь могу его сварить.

– А мне так нравится бывать на кухне, – произнес он. – Ну а посреди ночи сидеть за кухонным столом будет особенно приятно. Пойду-ка я разожгу плиту.

– Ладно. А потом я сварю кофе.

– Я вам никогда не говорил, что не отношусь к любителям этого напитка?

– Ах да, действительно говорили, – вспомнила она. – Вы еще положили в чашку целых три ложки сахара, когда пили его у Спренгеров.

– Было дело. Всякий, кто когда-нибудь ездил с Клеем, потихоньку начинал ненавидеть эту бурду. Его кофе был больше похож на жидкую грязь.

Все это время Хэп не отрывал глаз от Энни, любуясь ее красивым лицом, спадающими на плечи светлыми волосами, ладной фигурой в выцветшем фланелевом халате, нежной шеей, выглядывающей из ночной рубашки под халатом. Наконец он задумчиво произнес:

– Не укладывается в голове, как такая женщина, как вы, может прозябать в этой глуши, общаясь с такими, как я. Вы ведь и сами это понимаете, признайтесь?

– А куда мне ехать? Это все-таки мой дом, – напомнила она ему. – Ну хорошо, раз вы не хотите кофе, как насчет чая?

– Чая? – механически повторил он.

– Что вы имеете против чая? Он ведь не козье молоко. И не кофе.

– Ладно, пусть будет чай.

Последовав за Энни на кухню, он поставил бутылку на стол и, пока она зажигала фонарь, занялся плитой.

– Некоторые угольки еще тлеют, так что плита еще не совсем погасла – как говорится, еще волочит.

– Волочит?

– Ну да, то есть вроде бы уже скончалась, но еще не поздно ее вернуть к жизни.

Наблюдая за тем, как он разжигает огонь, она вынуждена была признать, что он действительно не выглядит пьяным, хоть его поведение и кажется несколько необычным. Должно быть, на него что-то нашло, решила она, и скорее всего причина в ноге. Мужчины странно реагируют на свои недуги. В отличие от большинства женщин, которых она знала, они считают, что если с их организмом что-то неладно, так они уже не совсем полноценны. А Хэп, который столько лет жил активной жизнью рейнджера, переносит это вдвойне болезненно.

В кухне было довольно холодно, но он, казалось, этого не замечал. Она сидела, энергично терла руки и никак не могла дождаться, когда же станет тепло. В конце концов, не выдержав, она встала из-за стола и принялась ходить по кухне, доставая и выставляя на стол все необходимое – металлическую коробку с чаем, чайничек для заварки, чашки и сахарницу. Затем, налив в металлический чайник воды из ведра, она с надеждой спросила:

– Ну как, дело движется?

– Вроде бы.

Хэп выдвинул задвижку дымохода и, то открывая, то закрывая дверцу плиты, терпеливо раздувал огонь. И наконец Энни увидела первые языки пламени. С помощью ножа она сняла с коробочки крышку и заглянула внутрь. За эти три с лишним года чай высох до такой степени, что стал хрупким и ломким, легко рассыпаясь в порошок. Надеясь, что горячая вода сможет его оживить, она положила в фарфоровый чайничек три полные ложки чая.

– Дать вам хлеба с джемом к чаю?

– Как хотите.

Хэп поставил чайник с водой на плиту и сел за стол.

– А я и не знал, что джем хранится так долго, – сказал он, глядя на полную банку.

– Ну что вы, эту банку привезла мне Мэри – я имею в виду миссис Уиллетт. Пока вас не было, мы выбросили все, что было на полках.

– И мясные галеты тоже?

– Нет, она взяла их с собой – хотела попробовать дома. Когда я сказала, что вы отдали за банку целый доллар, она просто не позволила ее выкинуть.

– В таком случае я ни за что не ручаюсь, Энни, – пробормотал он, качая головой. – Возможно, вы видели своих соседей в последний раз, и вам придется вспахивать поле одной.