– Что за дьявольщина?!

Но существо уцепилось за его куртку и, видно, не собиралось ее отпускать. Хэп изо всех сил ударил по нему рукой, угодив в твердый нарост на костлявом лбу, однако оно не ослабило хватки. Он понял, что это какое-то животное, и, чувствуя себя очень глупо, сунул кольт на место и стал нащупывать в кармане спички. Когда он зажег огонь и глянул вниз, то увидел пару круглых черных глаз. Это была коза. Она как ни в чем не бывало жевала его куртку из бизоньей шкуры.

– Ты хоть понимаешь, черт тебя побери, что едва не отправилась на тот свет? – проворчал он, вырывая из зубов козы куртку.

Он вышел из хлева и, пройдя мимо тарантаса, на котором приехал, направился к дому.

– Энни! – крикнул он. – Это я, Хэп. Я вернулся.

Почти в ту же секунду дверь отворилась, и на пороге появилась Энни. Судя по всему, она была ему рада. Сняв шляпу, он вошел в дом и замер на месте, пораженный увиденным.

– Бог ты мой, вы не теряли времени зря, – пробормотал он, не веря своим глазам.

– Вчера приезжали Уиллетты, и Мэри помогала мне почти целый день, – объяснила Энни, – хотя, вернее сказать, я помогала ей. Дайте-ка вашу куртку, я ее повешу куда-нибудь.

– Спасибо, – сказал он, снимая куртку. – Кстати, эта скотина пыталась сожрать ее.

– Должно быть, вы говорите о Генри?

– Я говорю о какой-то чертовой козе в коровнике.

– Это и есть Генри, дойная коза.

У него удивленно поднялись брови:

– Генри?

– Ну да, хотя, конечно, ей больше подошло бы имя Генриетта. Наверно, при ее рождении не совсем точно установили пол. Сейчас, по крайней мере, уже выяснили, что это коза.

Повесив его куртку на крючок у двери, она проговорила:

– Я думала, вы приедете не раньше, чем завтра, а то и послезавтра.

– Просто избавился от волов, поэтому и вернулся быстрее. Повозку я тоже сбыл. Попался человек, которому было нужно и то, и другое.

Не дождавшись ответа, он, едва сдерживая улыбку, спросил ее сам:

– Разве вам не интересно узнать, как я добрался назад? Ну-ка, попытайтесь догадаться.

– Приехали верхом на лошади.

– Со всем этим грузом? Видно, вы так и не научились читать чужие мысли.

– Ну хорошо, если вы продали повозку и волов, то как же вы все-таки сюда добрались?

– Разве я говорил, что продал их, Энни? – И он, широко улыбнувшись, сдался первым: – Я поменял их на упряжных лошадей и тарантас, с которым вы сможете без труда управиться.

– Упряжных лошадей?

– Ну да. Когда я разговаривал с вашим соседом Уиллеттом, он сказал, что хотел бы помочь вам обрабатывать поле, но все, что у него есть, – это пара старых рабочих кляч. И я подумал, что упряжные лошади вам не помешают. Великолепная пара, к тому же у вас будет возможность ездить, если нужно, в тарантасе.

Она широко открыла глаза и сразу же отвела их в сторону:

– Вы не обязаны были это делать, Хэп.

– Я знаю, но, возможно, мне хотелось этого. Может быть, я чувствовал себя перед вами в долгу.

– В долгу? За что?

– Ладно, Энни, все равно волы мне ни к чему, к тому же теперь не нужно будет тащиться назад в форт Кончо.

– Но почему вы не перестаете повторять, будто вы передо мной в долгу? Это я перед вами в долгу, Хэп! Ведь именно я была для вас все это время обузой! Так что это я обязана вам, а не вы мне.

– Если бы я тогда сделал свою работу как следует, вы не попали бы в беду.

– Нет, лошадей я не могу от вас принять, так и знайте.

Пытаясь не показать своего огорчения, он пожал плечами и небрежно проговорил:

– Ну, не поеду же я туда, Энни, чтобы обменять их обратно.

– Я, право, не знаю…

Он прошел мимо нее в глубь комнаты и опустился в кресло-качалку рядом с печкой.

– Я занесу то, что привез, попозднее, – произнес он, глядя на нее снизу вверх, – а сейчас мне хотелось бы немного передохнуть и, может быть, чего-нибудь перекусить, если, конечно, для этого не нужно будет специально готовить.

В выражении его лица, во взъерошенных волосах, во всем облике было что-то мальчишеское и очень непосредственное, так что она не могла на него сердиться.

– Ладно, пусть будет по-вашему, – уступила она, понимая, что тут уже ничего не поделаешь, – но клянусь вам, я все равно найду способ возвратить вам долг! Ну а что касается еды, то могу предложить холодную курицу, бобы с хлебом или же, если хотите, поджарю яичницу.

– Меня устроит все, что угодно, – сказал он, лениво откинувшись на спинку кресла. – Такому человеку, как я, угодить совершенно несложно, Энни. Так что не стоит из-за меня особенно хлопотать.

– Тогда выбирайте сами, – ответила она и невольно улыбнулась. – Ведь я не умею читать чужие мысли, вы разве забыли?

– А какая курица?

– Жареная. Мы ее ели вчера за ужином, но она простояла всю ночь на холоде.

– Небось остались одни только крылышки?

Она покачала головой:

– Нет, белое мясо.

– Что ж, подходит. С бобами. Не возражаю, если будут холодные. Наверное, за всю свою жизнь я съел их в таком виде целые тонны.

– Только это зеленые бобы, Хэп.

– Вот как. Ну, ничего, я не против и такие попробовать.

– И все же я их подогрею, – решила она. – Уж это, по крайней мере, я могу для вас сделать.

Он чувствовал себя чертовски усталым, но не жалел, что, не щадя себя, торопился назад. Глаза его закрылись, но он тут же их открыл и обвел взглядом комнату. С удовольствием вдыхая запах свежеполированного дерева, любуясь чистыми, накрахмаленными занавесками, наслаждаясь теплом, исходящим от печки, он в то же время испытывал острое сожаление: вот чего он был лишен так много лет, вот как должен жить всякий нормальный человек.

Несмотря на сильную усталость, Энни никак не удавалось заснуть. Дом ее был в образцовом порядке, кладовая полна продуктов, но все это не так уж много и значило. Лежа в кровати, которую она когда-то делила с Итаном, и прислушиваясь к ночной тишине, она чувствовала себя невыносимо, удручающе одинокой. Нет, она не хочет так жить. Она хочет, чтобы жизнь была такой же, как прежде. Но это, увы, невозможно. Ах, если бы с ней была хотя бы Сюзанна!

Наконец, не в силах выдерживать эту муку, она выбралась из постели и, сев на краю кровати, накинула на себя старый фланелевый халат. Завязывая пояс, она водила ногой по ледяному полу, нащупывая домашние туфли с вязаным верхом, затем нагнулась и надела их. Трясясь от холода, она пробиралась в темноте в гостиную и вдруг увидела под дверью полоску тусклого света. Приоткрыв дверь и заглянув внутрь, она увидела, что на столе горит керосиновая лампа, и почувствовала исходящее от печи тепло.