Неприкосновенных нет!

Серьезные изменения были предложены и в отношении неприкосновенности судей. Неприкосновенность судьи не означает его безнаказанности. Судей во всех странах можно преследовать за нарушение закона, но вина судьи всегда подлежит доказыванию в особом порядке. По закону «О статусе судей» 1992 г. только генеральный прокурор мог возбудить против судьи уголовное дело, если получал на это согласие органов судейского сообщества (ККС), избранных самими судьями и состоящих из одних судей (при этом председатели судов не могли входить в органы судейского сообщества). Квалификационные коллегии решали, есть ли у генерального прокурора достаточные основания утверждать, что в действиях судьи присутствуют признаки преступления. Однако эта хорошая теоретическая норма закона работала плохо.

Зампред КС в отставке Тамара Морщакова так описывала сложившуюся ситуацию: «У судейского сообщества была только одна задача – ответить на вопрос, не является ли возбуждаемое преследование способом повлиять на судью, на его будущие решения или наказать судью за вынесенное решение.

Если эти обстоятельства не просматривались, а в действиях судьи действительно содержались признаки состава преступления, орган судейского сообщества не имел права отказать в возбуждении уголовного дела. Но органы судейского сообщества повели себя не лучшим образом. Они решили, что их задача – не давать своих в обиду»[212]. Такой же позиции придерживается и зампред Верховного суда в отставке Виктор Жуйков[213].

Поправки в законодательство, предложенные группой Козака, предусматривали лишение ККС[214] права рассмотрения вопроса о наличии в действиях судьи признаков преступления и передачу этой функции коллегии, состоящей из трех судей Верховного суда. В результате возникала конструкция, в которой судьи Верховного суда стали принимать решение о наличии в действиях судьи под подозрением состава преступления, а после этого ККС должна была ответить на вопрос, привлекать или не привлекать судью к ответственности. Понятно, что решение судей Верховного суда о наличии состава преступления стало фактически предопределять решение ККС. При этом никакой проверки достоверности фактов обвинения, обязательного исследования возможных мотивов мести или наказания судьи за «неправильное» решение не предполагалось.

В соответствии с президентским законопроектом серьезной угрозой для судьи становилась возможность привлечения его к дисциплинарной ответственности по совершенно неконкретным и размытым основаниям, например за «нарушение норм судейской этики», что никак не конкретизировалось законом. Хотя такая ответственность не влекла за собой угрозы немедленной потери статуса, но несколько дисциплинарных взысканий вполне могли стать основанием для вынесения председателем суда вопроса о прекращении статуса судьи. Кроме того, наличие дисциплинарных взысканий являлось основанием для лишения судьи премии или изменения его места в очереди на получение жилья или для перевода в нижестоящий суд или отдаленный регион. Зампред Верховного суда в отставке Виктор Жуйков так характеризовал предлагавшиеся изменения: «…Звучат предложения досрочно прекращать полномочия судей в том случае, если служитель Фемиды неоднократно привлекался к дисциплинарной ответственности. В результате возникает такая цепочка… председатель суда становится очень зависим от тех, кто через какое-то время будет решать вопрос о его повторном назначении… получает возможность поднимать вопрос о дисциплинарной ответственности судей, а квалификационные коллегии… отрешать их от должности. Иными словами, появится механизм воздействия на судей и расправы над ними»[215].

Помимо этого, законопроект вводил административную ответственность судей. В то время, по оценке зампреда Верховного суда в отставке Владимира Радченко, в России было 80 ведомств, которые имели право привлекать граждан к административной ответственности, и новая норма закона приравнивала судей к рядовым гражданам. Хотя процедура привлечения к ответственности в ходе обсуждения законопроекта в Думе была крайне усложнена – для этого нужно представление генерального прокурора, – угроза для судей оставалась.

Вся надежда на парламент

Основная борьба вокруг прохождения президентских законопроектов развернулась в Государственной думе. Судейское сообщество активно выступало против тех идей, которые со всей очевидностью лишали судей независимости и несменяемости. Руководители Верховного суда и Высшего арбитражного суда проводили целые дни на заседаниях думских комитетов, объясняя суть предлагаемых изменений и их неприемлемость для судейского сообщества. Основной аргумент – предлагаемые поправки создавали колоссальные возможности для исполнительной власти оказывать давление на суд. Эта работа, казалось, дала плоды: Комитет по государственному строительству, который возглавлял работу над законопроектами, встал на сторону судей и по многим позициям начал отбрасывать или пересматривать предложения группы Козака.

Судьи высших судов вступили в открытую полемику относительно обсуждаемых законопроектов, вынося все разногласия в публичную плоскость и прямо называя своих оппонентов, которые намеревались ограничить независимость судей. Первый зампред Верховного суда Виктор Жуйков дал газете «Коммерсантъ» интервью, в котором ставил честный диагноз: «С прокуратурой мы объединяться не пробовали, поскольку их проблемы не имеют ничего общего со статусом судей. Я думаю, что там с удовольствием поддержат все предложения, направленные на снижение гарантий нашей неприкосновенности. Разве прокурору будет плохо от того, что судья станет более управляемым?» Но на этом он не остановился и пошел дальше, практически прямо обвинив администрацию президента в желании поставить судейскую систему под свой контроль: «Я полагаю, что в этой части судебная реформа превращается в контрреформу. Либо ее авторы этого не понимают, либо осознанно хотят сделать судей зависимыми. Я, конечно, не могу утверждать, что администрация президента заинтересована в подконтрольной судебной власти. Но то, что в итоге получится именно такой результат, я уверен»[216].

Это обвинение вызвало озлобленность в Кремле[217], и Дмитрий Козак немедленно ответил: «Судьи говорят о недопустимости ущемления их прав. ‹…› В стране сложилась очень опасная ситуация: у нас появилась каста из 20 тысяч неприкасаемых, которые работают сами на себя. ‹…› Судебная система превратилась в бюро по трудоустройству граждан; там стабильно и не капает… У нас самые неприкасаемые судьи в мире. Они 10 лет строили себе дом, а теперь кто-то пришел и пытается его разрушить. Мы хотим сделать судей максимально независимыми. Однако призывы оставить их в покое и просто дать денег неприемлемы»[218]. На одном из заседаний думского комитета Дмитрий Козак в ярости произнес фразу, которая, несомненно, достойна занять место среди принципов авторитарных лидеров: «Независимость стала для судей самоцелью. Нам, гражданам, независимость ничего не гарантирует». Гражданам нужна «беспристрастность» судей, которая и «есть цель» судебной реформы[219].