Но, войдя в здание управления и предъявив удостоверение, он убедился в том, что отдел не тот, которому можно было бы обрадоваться. «Отдел собственной безопасности» – гласила надпись на табличке, естественно, «зоновской» работы, над «Майор Буров А.А.». «Бей своих, чтобы чужие боялись!» Это еще один неувядаемый лепесток на розе аспектов деятельности людей в погонах. Вот, на судьях нет погон, поэтому и ОСБ никакого быть не может! Шутка. Судьям Конституция гарантирует неприкосновенность! Только непонятно почему исключительно от людей в погонах...

«Ничего, – с усмешкой подумал Антон, – скоро и от них спрятаться будет негде. Государственная дума над этим уже работает. Из льгот скоро останется только проезд на общественном транспорте».

За этими мыслями его застал спокойный голос за спиной:

– Привет работникам прокуратуры.

Начальник ОСБ оказался не в кабинете, а подходил к нему.

– Неужели помнишь? – удивился, повернувшись, Струге. – Шесть лет прошло. А я вот стою и вспоминаю твое лицо.

Антон слукавил. Он прекрасно помнил, как выглядит бывший опер СИЗО. Фотографическая память на лица – удел всех грамотных работников прокуратуры и сыскарей из милиции.

– Заходи, дорогой, заходи. – Буров радушно распахнул перед судьей дверь. – И рассказывай.

Струге с секунду подумал, пока хозяин кабинета расправлялся со стульями, называть свою новую должность или пусть он останется для него тем, кем был. Так будет меньше ненужных для Антона вопросов. Но, здраво поразмыслив, решил сказать правду – Буров, хоть и хороший знакомый, только что на уме у начальника ОСБ. Привычки приобретаются быстро – это профессиональный каприз. А какие привычки могут быть у начальника отдела «зачистки» – неизвестно. Впрочем, почему неизвестно... Возьмет да «пробьет» прокурорского работника Струге по всем каналам. Вот тут-то и возникнут основные подозрения. А таких, как Буров, не остановить...

– Судья я, Алексей, – весело признался Антон.

Тот некоторое время неподвижно смотрел на него, очевидно просчитывая в голове все плюсы и минусы дальнейшего общения, потом, очевидно решив – думал он тоже быстро, – протянул:

– Да – ты – что?! Вот это да! Ну, с судьями дружить нужно! Присаживайся, Антон. Или как там – по батюшке?..

– Да брось ты, Алексей!

Через десять минут они уже шли в архив. Еще в начале разговора Антон понял, что, зайдя к Бурову, он решил бы любой вопрос, независимо от принадлежности этого вопроса к любому отделу. Майор внутренней службы был вхож в любые кабинеты, как брандмейстер – в любые комнаты квартиры во время пожара. Ему были везде «рады» и лишних вопросов не задавали. Но больше всего Антон удивился тому, что и сам Буров не стал его пытать «зачем?» да «почему?». Может, и правда – решил дружить?

– Анна Петровна, – обратился начальник ОСБ к женщине в возрасте, плечи которой украшали капитанские погоны, – как бы нам архивное дело поднять?

При этом он сделал такое лицо, словно на самом деле не знал, как «поднять архивное дело».

Женщина-капитан, уточнив год рождения и установочные данные искомого, на некоторое время исчезла из поля зрения за высокими, под потолок, металлическими стендами. Судя по звукам и пыли, струящейся в полоске света, пробивающейся под стендом, она искала дело многолетней давности. Времени поисков хватило на то, чтобы переброситься с Буровым дежурными фразами и наметить на конец месяца встречу. Такая встреча обычно определяется как «посидим, поговорим...». Бабы, водка, баня и похвальба подвигами за время вынужденной разлуки в этом случае опускаются, как сами собой разумеющиеся.

– Задали вы мне дел, Алексей Алексеевич. – Капитан вынесла и хлопнула на стойку небольшую по толщине серую папку. Из-под папки выпорхнули клубы пыли. – Шестьдесят восьмой год. Востриков Степан Филиппович. Пятьдесят третьего года рождения. Это?

Буров вопросительно посмотрел на Струге. Тот молча, но удовлетворенно кивнул головой.

– Пошли ко мне. Там будет удобней изучать...

Сидя в кабинете Бурова, Струге вглядывался в пожелтевшую фотографию Вострикова, жалея о том, что время меняет лица людей. Предложи ему сейчас по этой фотокарточке выбрать из десяти пятидесятилетних мужиков одного, нужного, то вряд ли это было ему по силам. В деле было все: характеристики, «связи» на воле, наблюдения за воспитанником во время двухлетнего срока отбытия наказания, проступки и поощрения. Самое интересное – были даже его сообщения для администрации о поведении товарищей.

«А наш Дохлый-то, оказывается, – стукачок!» – усмехнулся Антон.

Было все, кроме того, на чем можно было остановиться и зацепиться за сегодняшний день...

Вдруг, его снова, как тогда, на погребе, словно ударило током!

«Дохлый!»

Это же кличка! А любая кличка есть в деле подсудимого!

Сразу вспомнились и сизари на филейной части Вострикова, и перстни, что он «колол» на «малолетке». Теперь он уже точно знал, что именно нужно искать. И когда нашел, почувствовал ломоту в затылке.

Вот оно...

«Кличка – «Дохлый». Татуировки – два голубя, развернутых клювами друг к другу на ягодицах, «перстень хулигана» – на среднем пальце левой руки...»

Молодцы сотрудники воспитательно-трудовой колонии! Струге внезапно почувствовал усталость. Иногда у него такое бывало, когда к нему приходил момент истины. Темно – и вдруг полоска яркого света. Как знакомо и как приятно это чувство! Чувство, которое он так и не смог позабыть. Он нашел...

– Спасибо, Алексей, – поблагодарил он Бурова, возвращая дело. – А посидим мы, я думаю, гораздо раньше, чем запланировали. Я, во всяком случае, на это надеюсь...

Он вышел из здания УИН, и первая закуренная сигарета показалась ему глотком свежего воздуха после выхода из наглухо забетонированного погреба. Антон курил, беспрестанно затягиваясь, и не чувствовал запаха табака. Мозг работал, как руки библиотекаря, расставляющего книги по своим местам.

«Приметы – совпадают. Такое совпадение просто исключено.

Данные – совпадают.

Что получается? Бомж Востриков по кличке Миротворец, живущий в колодцах и на чердаках, ни с того ни с сего, очевидно, выручив за сданные пустые бутылки несколько десятков тысяч долларов, приобретает в престижном районе Тернова квартиру. Как это четко совпадает с реалиями современной жизни! Какой пример для подражания остальной нищенствующей братии!..»

Струге, чтобы не маячить на улице, зашел во двор управления и присел на металлическую изгородь, над которой красовался «кирпич» с небольшими послаблениями: «Только для машин УИН».

«Вот это да!

А если этого бомжа просто подставили, как пешку, зарегистрировав на него «модную» квартиру, с последующим оформлением завещания? Чтобы не «светить» свою фамилию. Но какой от этого прок – во-первых, а во-вторых, почему из десятков тысяч бомжей, тусующихся по всему городу, я вышел исключительно на того, кого стал сознательно искать от колодца – места, где пропали деньги Пастора?!»