Позвав за собой Хлопотникова, Ляшков повернулся спиной к индейцам и направился к лагерю.

— Ерема, сколько их за нами идет? — не оборачиваясь, спросил он. — Только шибко головой не крути.

— Кажись трое, остальных не видать, — негромко ответил новгородец.

— Хорошо, иди вперед, предупреди наших, чтобы вели себя спокойно и что-нибудь из снеди приготовили.

— А ты как же один будешь?

— Все будет нормально, иди вперед.

Дикари, если и обеспокоились уходом ушкуйника, виду не подали и продолжали идти следом, сохраняя внешнее невозмутимое спокойствие.

Процессия приблизилась к месту переправы. Предупрежденные переселенцы, старательно не обращая внимания на индейцев, продолжали заниматься своими делами. Только подошедший Савва слегка поклонился Егору, показывая туземцам, кто здесь главный, и указал на небольшую полянку Там, на расстеленной холстине женщины спешно накрывали немудреное угощение. Пригласив гостей к импровизированному столу, Ляшков со своими офицерами занял места напротив. Между гостеприимными хозяевами и гостями завязалась «застольная беседа», заключавшаяся в том, что один тыкал пальцем в какой-либо предмет и называл его на родном языке, второй в свою очередь переводил название на свое наречие. Обильная еда и баклага с вином настроили аборигенов на добродушный лад, и от былой настороженности не осталось и следа. Они с любопытством ощупывали холстину, разглядывали посуду, одежду и оружие. Зрелище того, как один из мужиков, поплевав на руки, несколькими ударами топора свалил дерево, вызвало неописуемое изумление и детский восторг. Подойдя к крестьянину, индеец знаком попросил у него топор, долго рассматривал, а потом показал товарищам. Те в свою очередь принялись изучать предмет, передавая его друг другу и удивленно щелкая языками. Наконец, вдоволь налюбовавшись, предводитель махикан, которого, как выяснилось, звали Сатэ-Ок, знаками попросил Егора подарить полюбившуюся игрушку. Ляшков покачал головой, затем указал на реку и видневшийся за ней остров, обвел рукой окрестности строящейся деревни и показал на себя. Затем ткнул в топор, нож и сверток холстины, показывая каждый раз три пальца, давая понять туземцу, что готов отдать все эти богатства в обмен на означенную территорию. Неизвестно, понял абориген или нет, но явно о чем-то задумался, что, впрочем, не сильно отвлекло его от процесса поглощения угощения и выпивки. Больше к спорному вопросу собутыльники не возвращались.

Когда изрядно поднабравшиеся индейцы, покачиваясь, поддерживая друг дружку и распевая какую-то достаточно заунывную песнь, скрылись в зарослях, Егор перевел дух:

— Уф, обошлось, ну, вроде знакомство завязали.

— Ага, как они из кущей-то выскочили, я уж думал все, смертушка пришла, — согласился Ерема.

— Ох, смотри, Егор Михалыч, — покачал головой Савва, топор-то ты басурманину не отдал. Как бы они всей ордой ночью за ним не пожаловали.

— Даст Бог, не пожалуют, но караулы на всякий случай усилим.

Мрачные прогнозы атамана не оправдались, после первой встречи с коренным населением прошла неделя. Пахло рекой, деревом и дымом костров. Рядом группа мужиков, перебрасываясь немудрящими шуточками и беззлобными подколками, один за другим укладывала венцы первой башни нового острога. Другие подносили новые бревна. Дело продвигалось довольно быстро.

Ляшков отложил топор и, зачерпнув корец воды из стоявшей неподалеку бадейки, стал жадно пить.

«Надо будет лесопилку здесь ставить, а то долго они так проваландаются», — подумал он, глядя, как двое парней, работая двуручной пилой, распускали на доски толстое бревно.

— Умаялся, государь, — заметил один из работников. — Не княжье это дело — топором махать.

— Может, и не княжеское, — усмехнулся Егор, — да только не твое это дело — государя поучать.

— Так-то оно так, конечно, — смущенно почесал в затылке плотник.

— Быстрее надо острог заканчивать, а там будем разбираться, где чье дело, — хлопнул парень крестьянина по плечу — не ровен час соседи заявятся. Кто знает, чего у них на уме.

В подтверждение его слов разговор прервался криком дозорного с вышки:

— Сверху давешние дикие идут! На трех лодках!

— Ну вот, накаркал, — буркнул Ляшков. — Всем разобрать оружие, вздеть брони, у кого есть.

Сам он насколько мог быстро надел кожаный поддоспешник. При помощи мужиков стал натягивать юшман, который носил вместо изрубленного крестоносцами панциря. Один из плотников протянул еловец с личиной и бармицей. Затем последовал пояс с мечом и ножом, и воинская экипировка была завершена. На берегу все мужское население, вооруженное тем, что под руку попало, поспешно изобразило подобие боевых порядков. В это время причалили каноэ с десятком туземцев, среди которых Ляшков узнал старых знакомых.

Поскольку за оружие индейцы не хватались и вели себя смирно, Егор приказал ополченцам разойтись по рабочим местам и в сопровождении небольшой свиты двинулся навстречу прибывшим. Гости и хозяева привычными уже жестами приветствовали друг друга, а затем аборигены вытащили из каноэ тушу оленя, преподнесли ее в подарок поселенцам. Знакомый нам предводитель махикан предложил нашим героям садиться в челны и прокатиться с ними.

— Ага, в гости, значит, зовут, — понял Савва.

— Похоже на то… Почему бы и не съездить? Нам с ними дружбу надо налаживать, — согласился Ляшков, — останешься за главного, приготовьте ялик и четырех гребцов, а то, боюсь, эти скорлупки нас в бронях не выдержат. Ерема пойдет со мной.

— Позвольте и мне с вами, ваша милость? Валдис? А ты откуда здесь взялся? Я же тебя на острове оставил.

— Только что на пароме переправился. Меня прислала госпожа и велела никуда от вашей милости не отходить.

— Ладно, черт с тобой, поехали.

— Погоди, Егор Михалыч, а вдруг они в ловушку заманить хотят? — предположил Черный.

— Хм, не думаю, хотя поберечься надо. Пусть все, кто со мной идет, как следует вооружатся и железо наденут.

Караван из трех индейских каноэ и одного ялика неспешно двинулся вверх по Благодатной. Плыли весь день. К вечеру туземцы, найдя удобное местечко, направили челны к берегу. На небольшой полянке разгорелся костер, путешественники наспех поужинали и улеглись спать. При этом индейцы просто завалились на землю, завернувшись в шкуры, служившие им и плащами, и одеялами. Русичи наскоро соорудили пару довольно больших шалашей, где и расположились, не забыв выставить часового.

Несмотря на изнурительный дневной переход, Ляшкову не спалось. Он выбрался из шалаша и подошел к костру, возле которого, напряженно прислушиваясь, сидел караульный, молодой парень из ливонских сервов. На выпуклой пластине кирасы тускло мерцали красные отблески, рядом под рукой лежал натянутый арбалет.

— Ну, что слышно? — поинтересовался Егор.

— Страшно тут, ваша милость, — поежился тот, — воет кто-то, а то словно младенец плачет, вот опять слышите. Не иначе, нечистая сила вокруг бродит. Гляньте, вон глаза, огнем сатанинским светятся.