Это заявление задело чувствительную струну — кому-то ее звук показался гармоничным, кому-то резким и неблагозвучным. С тех пор эхо этой струны слышно во всех исследованиях, посвященных сознанию.

Кое-что о Мэри

Посмеяться над трудной проблемой несложно. В прошлом я и сам мог бы так на нее отреагировать. Когда меня спрашивали, я часто отвечал, что сознательный опыт — это всего лишь то, что мы чувствуем, когда в мозге происходит обработка информации определенного типа. Но поскольку главная задача — объяснить, как вообще можно что бы то ни было «ощущать», такой ответ слишком поспешно отбрасывает трудную проблему, объявляя ее не трудной и вовсе даже не проблемой. Говоря мягче, такая реакция солидаризуется с широко распространенным мнением, согласно которому мыслям придается слишком большое значение. Если некоторые адепты трудной проблемы утверждают, что для того, чтобы понять сознание, нам придется вводить концепции, выходящие за рамки традиционной науки, другие — так называемые физикалисты — предсказывают, что для решения этой задачи достаточно будет хитроумных и творчески примененных методов традиционной науки, задействующих исключительно физические свойства материи. Так вот, физикалистская точка зрения совпадает и с моими давно сложившимися взглядами.

Тем не менее когда я пытался тщательнее обдумать вопрос сознания, я временами испытывал серьезные сомнения. Самым ошеломляющим был момент, когда я наткнулся на весьма убедительное рассуждение, выдвинутое философом Фрэнком Джексоном за десять лет до того, как трудную проблему окрестили трудной20. Джексон рассказывает простую историю, которая в слегка драматизированном виде выглядит примерно так. Представьте, что в далеком будущем живет очень умная девушка Мэри, совершенно не различающая цвета. С самого рождения все в ее мире окрашено исключительно в черно-белые тона. Ее заболевание ставит в тупик самых известных врачей, так что Мэри решает самостоятельно во всем разобраться. Мечтая вылечиться, Мэри много лет проводит за интенсивными исследованиями, наблюдениями и экспериментами. В результате она становится величайшим нейробиологом, какого только знал мир, и достигает цели, долгое время не дававшейся человечеству: она выясняет все до мельчайших подробностей о структуре, функции, физиологии, химии, биологии и физике мозга. Она узнает абсолютно все, что можно узнать о механизмах работы мозга — как в плане общей его организации, так и в плане микрофизических процессов. Она понимает все про нейронные срабатывания и каскады частиц, возникающие, когда мы любуемся голубым небом, лакомимся сочным фруктом или забываемся, слушая Третью симфонию Брамса.

Достигнув таких успехов, Мэри отыскивает способ исцелить свой зрительный недостаток; она проходит соответствующую хирургическую процедуру. Проходит несколько месяцев, и доктора готовы снять бинты, а сама Мэри готовится увидеть мир заново.

Замерев перед букетом красных роз, она медленно открывает глаза. И вот вопрос: увидев впервые красный цвет, узнает ли Мэри что-нибудь новое для себя? Испытав, наконец, внутреннее переживание цвета, получит ли она новое понимание?

Если смоделировать мысленно эту историю, покажется совершенно очевидным, что в самый первый раз, получив внутренний опыт созерцания красного, Мэри почувствует себя ошеломленной. Она будет удивлена? Да. Взволнована? Конечно. Тронута? Глубоко. Кажется очевидным, что первый непосредственный опыт цвета расширит ее представления о человеческом восприятии и внутреннем отклике, который он может вызвать. Джексон предлагает нам рассмотреть возможные следствия из этой обычной для всех, в общем интуитивной, позиции. Мэри овладела всем, что можно знать о физических механизмах работы мозга. И все же этот единственный взгляд, очевидно, позволил ей расширить это знание. Она получила знание о сознательном опыте, сопровождающем отклик мозга на красный цвет. Каков же вывод? Существует нечто и помимо полного знания о физических механизмах работы мозга. Знание не в состоянии выявить или объяснить субъективные ощущения. Если бы такое физическое знание было всеохватным, Мэри сняла бы с глаз бинты и пожала плечами.

Прочитав впервые этот рассказ, я почувствовал внезапное родство с Мэри, как будто я тоже пережил корректирующую операцию и открыл недоступное мне прежде окно к природе сознания. Моя прежняя непринужденная уверенность в том, что физические процессы в мозге и есть сознание и что сознание и есть ощущение таких процессов, была внезапно поколеблена. Мэри знала все, что только можно знать обо всех физических процессах мозга, и все же из приведенного сценария кажется очевидным, что такое понимание неполно. Получается, что, когда речь заходит о сознательном опыте, физические процессы только часть истории, а не вся история целиком. Когда статья Джексона только вышла, задолго до моего знакомства с ней, специалисты тоже возбудились, и в следующие десятилетия история Мэри вызывала многочисленные отклики.

Философ Дэниел Деннет предлагает тщательно рассмотреть следствия из исчерпывающего знания Мэри физических фактов. Он считает, что концепция полного физического знания настолько чужда нам, что мы сильно недооцениваем объяснительную мощь, которую имело бы такое полное знание. Деннет утверждает, что, овладев таким всеохватным знанием — от физики света до биохимии глаза и нейробиологии мозга, Мэри действительно удалось бы распознать внутреннее ощущение красного задолго до того, как она смогла бы сама его испытать21. Снимите повязки, и Мэри, возможно, отзовется на красоту красных роз, но созерцание их красного цвета лишь подтвердит ее ожидания. Философы Дэвид Льюис22 и Лоренс Немиров23 выбрали другой курс и заявили, что Мэри обретает новую способность — распознавать, запоминать и мысленно представлять внутреннее ощущение красного, но это не новый факт, который стоял бы особняком от всех ее предыдущих знаний. После снятия повязок Мэри, возможно, не пожмет плечами, но восторженное восклицание, которое она, может быть, издаст, будет говорить только о ее радости обретения нового способа размышлять над старым знанием. Даже сам Джексон теперь выступает против своего первоначального вывода; за много лет раздумий над судьбой Мэри он изменил свое мнение. Мы так привыкли получать знания о мире посредством прямого опыта — чувствовать красный, видя что-то красное, — что мы неявно убеждены: такой опыт — единственный способ обретения этого знания. Согласно Джексону, это неоправданное мнение. Хотя процесс познания у Мэри незнаком нам и включает в себя дедуктивные рассуждения там, где обычный человек полагается на непосредственный опыт, ее полное овладение физическим знанием позволило бы ей определить, каково это — видеть красное24.

Кто прав? Джексон в своем первоначальном мнении и последователи его первого выступления? Или поздний Джексон и все те, кто убежден, что, увидев красные розы, Мэри не узнает ничего нового?

Ставки в этом вопросе высоки. Если сознание можно объяснить фактами о фундаментальных физических силах мира, действующих на его материальные составляющие, нашей задачей будет определить, как это можно сделать. Если нет, наша задача будет более масштабной. Нам потребуется определить те новые концепции и процессы, которых потребует изучение сознания, и это путешествие почти наверняка уведет нас далеко за нынешние пределы науки.