Кроме того, сейчас, как никогда остро встал вопрос о его добрых отношениях с соседями. Джеффри вполне допускал, что они могли заподозрить его в убийстве Нелл, но не станешь же ходить и объяснять каждому, что он тут ни при чем! Если только ему не придется защищаться в суде, самым разумным было бы вообще на время свести до минимума общение с кем бы то ни было. Слухи, конечно, все равно поползут, но тут уж ничего не попишешь.

Оставалось лишь полагаться на то, что рано или поздно правда восторжествует и Рейлин вернется в его спальню, а знакомые перестанут бросать на него косые взгляды.

Спарки наконец смог вздохнуть с облегчением. Наблюдая за трюками, которые выделывал Бирмингем, он уже мысленно попрощался с хозяином.

— Слава Богу, мистер Бирмингем, что вы живы и здоровы. Я-то думал, вы в большой опасности.

— Как ни странно это звучит, Спарки, — ответил Джеффри, передавая конюху поводья, — Брут сегодня был пай-мальчиком. Не забудь дать ему лишнюю меру овса, он ее заслужил.

Кингстон вышел встречать хозяина на крыльцо.

— Ну и напугали вы меня, мистер Джеффри, — запричитал дворецкий. — Когда Спарки сказал, что вы поехали кататься верхом на Бруте, я совсем голову потерял.

— От Илайи ничего не слышно? — спросил Джеффри, не замедляя шага; Кингстон едва поспевал за ним следом.

— Нет, но приезжал мистер Брендон, и когда он узнал, что вы уехали на Бруте, то попросил послать за вами. Он очень волновался за вас.

Джеффри расстегнул воротник рубашки и, войдя в кабинет, налил себе бренди.

— Я пошлю кого-нибудь к Брендону с запиской о том, что вернулся и сегодня собираюсь лечь пораньше. Кстати, надо удвоить охрану: не хочу, чтобы кто-то чужой вновь проник сюда.

— Да, сэр, я тотчас же все сделаю, но только… Джеффри поставил стакан на стол.

— Что случилось, Кингстон?

— Кора… Она раз пять подходила к дверям спальни и стучала — хотела спросить, не хочет ли миссис Рейлин поесть чего-нибудь, да только ей так никто и не ответил.

— Моя жена скорее всего спит. После всего что случилось, я бы не стал ее будить — сон ей только на пользу.

— Да, сэр, это верно. — Кингстон помолчал в нерешительности, прежде чем продолжить. — Насчет малыша миссис Нелл — с ним все хорошо, и у миссис Фергюс он чувствует себя прекрасно, но мы подумали, что вы, может быть, хотите на него взглянуть, перед тем как пойдете спать.

Джеффри налил себе еще бренди. Он испытывал симпатию к своему племяннику, но вообще-то дети не слишком его интересовали. Несомненно, когда у него появятся собственные отпрыски, его взгляды изменятся, если… Если, конечно, этот день настанет, учитывая недоразумения между ним и Рейлин.

Джеффри поставил наполненный стакан на стол и посмотрел Кингстону в глаза.

— Послушай, я хочу раз и навсегда расставить все по местам в этом деле. Ребенок Нелл — сирота, и именно поэтому я позволю ему оставаться в нашем доме до тех пор, пока его отец или какая-нибудь бездетная пара не захочет его усыновить. До той поры к нему должны относиться с добротой и сочувствием в моем доме и в семье миссис Фергюс. Но не забывайте, этот мальчик, Дэниель, не мой сын, и на этот счет не следует заблуждаться.

Кингстон оживленно закивал:

— Я знаю, мистер Джеффри.

— Хорошо, что ты мне веришь, но и у тебя могли возникнуть вопросы. Ребенок имеет со мной некоторое сходство, но это всего лишь случайное совпадение. Остается надеяться, что у его отца проснется совесть, — малышу выпала нелегкая доля расти без матери, так пусть хоть отец избавит его от позорного клейма на всю жизнь.

— Это верно: жить без матери, да еще и не зная, кто твой отец, — трудная доля.

— Как бы там ни было, пока Дэниель будет жить в моем доме, я позабочусь о том, чтобы никто не оскорблял его и не ставил ему в вину его происхождение. Если мальчик родился вне брака, это еще не делает его второсортным человеком.

Кингстон заулыбался:

— У вас не только сильная воля, но и доброе сердце, великодушное сердце, мистер Джеффри.

— Великодушное сердце, говоришь? Не знаю, как насчет сердца, но аппетит у меня и впрямь велик, так что принеси-ка мне поесть прямо сюда, в кабинет, пока я не взвыл от голода.

— Сию минуту! Уже бегу! — засуетился Кингстон.

Джеффри усмехнулся, глядя вслед дворецкому; ему захотелось налить себе еще бренди, но он не стал этого делать. За окном загорались первые звезды, день шел к концу — день, принесший ему столько боли и отнявший у него Рейлин. Ему так хотелось рассеять ее страх, но, увы, едва ли она захочет его выслушать. До тех пор пока невиновность мужа не будет доказана, Рейлин не перестанет относиться к нему как к преступнику. Даже если случится чудо и ее отношение к нему переменится, едва ли Рейлин даст ему об этом знать.

Джеффри съел принесенный Кингстоном ужин и, чтобы отвлечься, углубился в бухгалтерские книги, однако, заметив, что допускает ту же арифметическую ошибку в третий раз, раздраженно отодвинул гроссбухи. Придется отложить работу до той поры, пока он сможет думать о деле.

В затылке ломило то ли от бешеной скачки, то ли от постоянного напряжения, в котором он пребывал почти сутки. Джеффри покрутил головой, чтобы размяться, и тут взгляд его упал на шкатулку, которую Рейс оставил на его столе. Взяв шкатулку в руки, он поднес ее к лампе, чтобы получше разглядеть, но никаких признаков того, что где-то внутри может быть спрятан потайной отсек, так и не обнаружил. Джеффри уже хотел поставить ящичек на место, когда с правой стороны донышка увидел шов, который казался на волосок шире, чем точно такой же с левой стороны. Взяв в руки тонкий нож для вскрытия писем, он просунул лезвие в щель, немного поднажал… Раздался щелчок, и деревянная пластинка шириной в указательный палец отскочила, открыв отверстие в донышке.

Джеффри подошел к свету, надеясь обнаружить что-нибудь указывающее на мотив преступления, но узкий и длинный потайной отсек оказался пуст.

Джеффри раздосадованно выругался, встал и взглянул на часы: они показывали одиннадцать вечера. Время пролетело незаметно, за окном сгустилась мгла.

Его мучила какая-то необъяснимая тоска. Что это было: предчувствие новой беды или острое желание вернуть то счастье, которым он владел, пока не обнаружил Нелл? Ему страшно захотелось оказаться рядом с женой, он боялся вернуться в кошмар прошлой ночи.

Джеффри понимал, что не имеет права осуждать Рейлин за то, что она не желала верить в его невиновность. Разве сам он не пришел к тем же выводам, увидев, как его собственный брат уезжает из Оукли, в то время принадлежавшего Луизе Уэлс, когда обнаружил Луизу убитой? Теперь, спустя два года, ситуация повторялась, только на этот раз подозреваемым оказался сам Джеффри Бирмингем. Как бы там ни было, он не мог быть сторонним наблюдателем того, как Рейлин лелеет свои страхи и подозрения. Он привык быть любящим и заботливым мужем и теперь хотел, чтобы и жена откликнулась на его чувства. Немного ласки и любви — вот все, чего он желал.