Коглин его поддержал, Джо Стил был не против, - сказал Уолтер Липпман. - Не был он против и, когда тот поддержал некоторые его ранние проекты.

Генеральный прокурор дёрнул кустистой бровью. Однако ответил он вполне спокойно:

- Президент также не был бы против, если бы отец Коглин агитировал за Герберта Гувера.

- Неужели? - произнёс Липпман. Чарли подумал о том же самом. Джо Стилу хотелось, чтобы люди были за него, а не топили против.

Однако Вышински ответил "Нет", и говорил он со всей серьёзностью.

- Герберт Гувер - американец, - продолжал он. - Законопослушный американец. Он не из тех, кто бросится в объятия заокеанских тиранов. А отец Коглин - из таких. Именно это мы и продемонстрируем на предстоящем трибунале.

- Он признается, как призналась "четвёрка верховных судей"? - спросил журналист.

- Понятия не имею, - ответил Вышински. - Если признается, дело пройдёт проще. Если нет, мы представим членам военного трибунала все необходимые доказательства.

- А если его оправдают? - не унималась "акула пера".

Обе брови Энди Вышински поползли на лоб. Насколько мог судить Чарли, такая вероятность никогда не приходила ему на ум. Впрочем, он пожал плечами и ответил максимально обтекаемо:

- Если оправдают - так тому и быть, вот и всё. Я считаю, это будет позором, поскольку отец Коглин уже показал, что он враг всего, за что стоят США. Но я не выигрывал все дела в Чикаго, и не уверен, что выиграю здесь.

Трибунал возглавлял прилизанный армейский полковник по имени Уолтер Шорт. Компанию ему составляли капитан ВМС Холси и майор армейских ВВС Карл Спаатс (сам он произносил свою фамилию "Спотс", а не "Спаатс"), а также старший лейтенант армейских ВВС с примечательным именем Натан Бедфорд Форрест Третий. Лишь брови этого человека напоминали Чарли о его предке-конфедерате.

Чарли и Луи проявили здравомыслие, явившись в здание Окружного суда пораньше. Давка была не столь сильной, чем во время слушаний по делу "четвёрки верховных судей". Коглин не был государственным деятелем, и это было не первое слушание.

Одним из защитников отца Коглина был адвокат из АСГС по фамилии Левин. На нем снова был надет чудовищный пиджак и красный галстук-бабочка в синюю крапинку, по сравнению с которым пиджак казался вполне нормальным. Его напарник, одетый в пиджак в тёмно-серую полоску, белую рубашку и с неброским тёмно-бордовым галстуком, повязанным в четыре руки, рядом с ним был практически невидим.

Сидевший за столом обвинения Энди Вышински выглядел самым расслабленным человеком в здании. Он курил сигарету, бросил шутку, от которой его помощник поморщился, и весь мир его совершенно не интересовал. Если он не был готов к тому, что мог сказать или сделать отец Коглин, виду он не подавал.

Ровно в десять часов полковник Шорт ударом молотка призвал к порядку.

- Закрыть двери, - пролаял он военным полицейским и береговым патрульным, стоявшим у входа. - Давайте покончим с этим, чем скорее, тем лучше. - Он указал на маршалов, стоявших в дальнем углу вестибюля. - Приведите подсудимого, ребята.

Он был из тех офицеров, которые не нравились Чарли с первого взгляда. У него были поджатые губы, он слишком много лил бриолина на редеющие волосы и, в отличие от капитана Спрюэнса на предыдущем трибунале, на нём стояла печать поклонника рутинного подхода ко всему.

Ввели закованного в наручники отца Коглина. Ему было за сорок, на его лице была нарисована вся карта Ирландии. За очками в проволочной оправе прятались ярко-голубые глаза. На голове у него была копна торчащих волос, практически грива. Вместо рясы священника он был одет в тюремную робу.

- Назовите своё имя для протокола, - сказал ему Шорт.

- Я Чарльз Эдвин Коглин, сэр.

- Итак, мистер Коглин...

- Я бы предпочёл, чтобы ко мне обращались отец Коглин, сэр.

- Итак, мистер Коглин, - с кислой миной повторил Уолтер Шорт, - вы обвиняетесь в связях с иностранными государствами с целью ослабить и разрушить Соединённые Штаты Америки, и делали это за деньги - иными словами, в преступлении под названием "государственная измена". Что вы можете ответить на эти обвинения, мистер Коглин?

Левин склонился к священнику. Вероятно, он был убеждён в том, что юридическая помощь нужна каждому, потому что Коглин разглагольствовал насчёт подлых алчных евреев-банкиров с тем же вкусом, с каким он распинал Джо Стила. Левину не хотелось, чтобы священник сознавался в выдвинутых обвинениях. Ему хотелось сражаться.

Голосом, едва слышным даже через микрофон отец Коглин произнёс:

- Ради блага тех, кто доверился мне, я прихожу к выводу, что у меня нет иных вариантов, кроме как признать себя виновным, сэр. Я молю трибунал о снисхождении к моим грехам, судить которые может лишь всемогущий Господь.

По вестибюлю пронёсся вздох. Он не был похож на изумление, которое вызвало признание вины "четвёркой верховных судей". Уолтер Шорт столь же энергично воспользовался молотком. Он спросил отца Коглина, является ли его признание добровольным, не принуждали ли его, и хорошо ли с ним обращались за решеткой. На все вопросы Коглин дал ожидаемый ответ.

- Тогда, ладно. - Полковник Шорт казался довольным собой, и тем, как развивается ситуация. Он обратился к другим офицерам. - Мы выслушали признание подсудимого. Нам известны обвинения против него. Есть ли необходимость в трате времени на обсуждение приговора?

Холси и Спаатс хранили молчание. Форрест сказал:

- Есть лишь одно наказание за его деяния - такое, которое гарантирует, что он никогда подобного не совершит.

- Хорошо сказано, лейтенант, хорошо сказано. - Шорт вновь оглядел коллег-судей. - Считает ли кто-нибудь, что он заслуживает меньшего, чем высшая мера? - Если кто-то и считал, он промолчал об этом. Шорт вновь обратился к священнику-радиоведущему: - За государственную измену, в которой вы признались перед данным трибуналом, вы приговариваетесь к смерти путём расстрела, время и место которого будет назначено генеральным прокурором, либо президентом.

Коглин изобразил кивок.

- Мы подадим апелляцию! - выкрикнул Левин.

- Ваше право, - неохотно признал Уолтер Шорт.

- Удачи, - хихикнув, вставил Вышински.

Верховный суд вернулся к работе с четырьмя новыми судьями, назначенными Джо Стилом. Газеты, которым президент не нравился, уже обозвали их "машинками для штампования бумаг". Вряд ли они станут кусать руку, которая способна их арестовать.

- Мы будем обжаловать, - сказал Левин. - Правда должна выйти наружу.

- Правда уже вышла наружу, её признал мистер Коглин, - сказал Шорт. - Посему работа сего трибунала завершена.