– Ничего, будем держаться, – попытался подбодрить его Гродов. И тут же поднял трубку телефона. На связи был командир зенитного взвода мичман Черенков.

– Товарищ командир батареи…

– Поздравляю с первым сбитым самолетом, – пресек капитан его попытку доклада. – Судя по всему, второй штурмовик тоже получил повреждения. О ваших успехах сегодня же будет доложено командованию.

– Но у меня потери, товарищ комбат. Один артиллерист-зенитчик убит, один пулеметчик ранен в предплечье. К счастью, ранение легкое, осколочное. Только что отправили его в лазарет.

– Потери могли быть и большими.

– Понимаю, что после «румынского рейда» и всех тех боев, через которые вы прошли на границе, эти потери кажутся незначительными.

– Они и есть таковыми, – мягко осадил его Гродов.

– Значит, мы пока что к ним непривычные.

Капитану всегда трудно давалось какое бы то ни было проявление сочувствия, но он все же попытался хоть как-то оттенить его – сочувственно помолчал, затем столь же сочувственно вздохнул.

– Война, мичман, состоит не только из победных реляций, но из похоронок тоже.

– И с этим нужно будет смириться.

– Кстати, позаботьтесь вместе с писарем батареи об этом скорбном ритуале – составлении похоронки.

31

Докладывать о ходе зенитного боя командиру дивизиона Гродов пока что не стал, решил сделать это чуть позже, вместе с докладом об артналете. Капитан прибыл на огневой взвод главного калибра и, взглянув на часы, тут же приказал зарядить орудия и раздвинуть стенки перекрытия. Деревянные домики, которыми они маскировали орудия в мирное время, Гродов велел демонтировать, поскольку теперь они сами становились прекрасным ориентиром.

Из бревен комбат распорядился смастерить четыре деревянных орудия и окопать их в виде ложной батареи рядом с бывшей железнодорожной платформой, небрежно замаскировав сетью. А неподалеку расположить настоящую противотанковую «сорокапятку» и пулеметное гнездо, расчеты которых демаскировали бы расположение лжебатареи, а заодно несли бы там постовую службу. Идея всем настолько понравилась, что за плотницкие топоры брались даже те, кто никогда раньше не держал их в руках. И вскоре домики действительно были снесены, а в пятистах метрах от третьего орудия главного калибра появились деревянные пушки, рядом с которыми валялись пустые орудийные ящики.

Тем временем железобетонные створки, которыми прикрывались настоящие орудийные дворики, бойцы старательно выстелили плитками дерна и «засадили» мелким кустарничком. Как только орудие отстреливалось, ствол его снова исчезал, а бетонные створки надежно закрывали не только от осколков, но и от взоров вражеских летчиков, которые уже не раз появлялись над территорией, упрятанной в приморской степной долине. Самолеты-разведчики противника действительно не раз кружили над «батарейной долиной», однако установить точное местонахождение орудий так и не смогли.

Комбат проследил за тем, как из подземного арсенала к первому орудию был доставлен по транспортеру девяностокилограммовый снаряд; как двое заряжающих вставили его в казенную часть, а затем двое других комендоров поместили туда же мешок с 46-килограммовым пороховым зарядом…

Здесь, в огневом взводе главного калибра, все поражало своим весом и размерами, все внушало уверенность в том, что такой страшной силы окажется достаточно, чтобы повергнуть любого врага. И приходилось разве что сожалеть, что артиллеристы не могли видеть результатов своей жестокой солдатской работы, хотя ненависть к врагу и жажда мести захватчикам явно требовали этого.

В определенное штабом время батарея залпом ударила по отведенным ей целям, поддерживая своим огнем орудия артдивизиона «полевых стрелков», как «по дунайской привычке» называл их Гродов, и канонерской лодки, а затем Гродов приказал вести беглый огонь, время от времени корректируя цели орудий. «Отбой» прозвучал, только когда наблюдатели с передовой сообщили, что вражеские подразделения большей частью истреблены, а частью рассеяны по окрестной степи. К тому же командиры орудий пожаловались, что стволы уже накалены, и самое время позволить им остыть.

Лишь на следующее утро из донесений армейской разведки стало известно, что во время этого налета были выведены из строя артиллерийская и минометная батареи, подбиты два танка, частично истреблены, а частично распотрошены по степи два румынских эскадрона и около пехотной роты, которые готовились к прорыву линии фронта.

Но эти сведения поступили потом, а пока что не успели остыть стволы орудий береговой батареи после артналета, как попросили поддержки из штаба 1-го полка морской пехоты полковника Осипова. Здесь два батальона румынской пехоты, при поддержке немецких танков и румынского кавалерийского эскадрона, попытались вклиниться в оборону морских пехотинцев в небольшом промежутке степной равнины между селами Булдынка и Мещанка.

Дважды румыны предпринимали попытки приблизиться к окопам флотской пехоты, и дважды мощные взрывы «береговых» снарядов смертельно прореживали их ряды. Особенно большие потери несли кавалеристы, которых взрывными волнами буквально расшвыривало в разные стороны вместе с лошадьми. Да и прямое попадание в один из танков было воспринято флотской «братвой» как удар молнии. То, что от грозной машины осталось на поле боя после двойного взрыва – дальнобойного снаряда и боезапаса, хранящегося внутри танка, – представало затем перед врагом в образе вещего знака небес.

Когда противник отвел все уцелевшие машины и подразделения в окопы, отрытые по высокому гребню долины, и стало ясно, что в этот день, не получив подкрепления, они уже вряд ли сунутся, с батареей неожиданно связался по рации полковник Осипов.

– Честно признаюсь, комбат, – на удивление звонким, без надлежащей командирской зычности голосом проговорил командир морских пехотинцев, – если бы не твои комендоры, мы бы на этом рубеже не удержались. Во всяком случае, во время второго натиска. Роту моего капитана Ламина ты буквально спас от гибели. На последнем этапе боя именно она отличилась в рукопашной контратаке.

– Стараемся, как видите, товарищ полковник. Тем более что вы же свои, флотские…

– Только вот в чем дело… Чем враг ближе, тем оперативнее должны быть наша связь и теснее взаимодействие, иначе ни нам, ни вам не устоять.

– Словом, назрела необходимость встретиться, – подытожил Гродов. – У меня тут есть кое-какие задумки. Где вы сейчас базируетесь?

– В районе хутора Шицли.

– Это уже рядом. Ровно через час буду в расположении. Надо поговорить более основательно.

Прежде чем отправиться в штаб морских пехотинцев, капитан вызвал командира взвода технического обеспечения и связи и поинтересовался, как далеко на север, в сторону хутора, пролегает замаскированная телефонная линия. Он знал, что конец одной такой линии, из тех, что не могли демаскировать расположение батареи, уходил в сторону Григорьевки, другой – в сторону Шицли, еще один – в направлении Булдынки. Кроме того, «внутренний» кабель соединял батарейный укрепрайон с казармой, точнее с военгородком.