любушка моя, голубчик мой золотой, ненаглядный». Сыновьям передает приветы: «Поцелуй Юшку и Светку. Небось малыши не вспоминают?», «Юсик бережет ли маму?», «Надо и ребятам что-нибудь привезти, а то Юрик и не признает чего доброго». А в ответ Елена пишет: «Юсик тоже скучает. Вчера не хотел гулять без тебя, все вспоминал, а сегодня ужасно обрадовался твоему письму и пристает, чтобы я ему помогла написать тебе. Целый день не расстается с твоей карточкой, пошел гулять и взял ее с собою»[112], и про младшего сына: «Светка объелся и приходится уезжать в понедельник вместо субботы. Он немножко умнеет, очень чисто говорит promener (фр. гулять) и Зветочка»[113] и еще: «Светкина любовь ко всему живому простирается и на дождевых червей, улиток и пр. мерзости. Набрал этой гадости целую массу, все ведерки и банки заняты этой коллекцией, и не позволяет выбрасывать, приходится делать это потихоньку». Они переписываются в Европе, живя какое-то время из-за финансовых трудностей в разных городах, Рерих пишет письма из Италии, Германии (здесь проходил лечение) и Москвы, где принимает участие в выставках, активно знакомится с коллекционерами и меценатами, продает свои работы. В частности, пишет, как благотворительница Якунчикова Мария Федоровна собирается купить картину «Заповедное место». Она действительно находилась в ее собрании. Значит, сделка состоялась.

Елена Рерих. 1903–1905. Архив NRM

Слева направо: Юрий и Святослав Рерихи. 1909. Архив NRM

Позднее, когда дети вырастут, они станут ближайшими помощниками во всех делах своих родителей. Отец будет о них писать: «И Юрий, и Святослав умеют сказать о ценностях народных. Умеют доброжелательно направить молодое мышление к светлым путям будущего. Юрий – в науке, Святослав – в искусстве прочно укрепились».

Третий слева: Николай Рерих. 1901–1905. Санкт-Петербург. Архив NRM

Николас Рерих. 1910. Архив NRM

До 1917 года семейная жизнь четы Рерихов проходила в активных делах и заботах. Глава семейства в 1906 году стал директором рисовальной школы при Обществе поощрения художеств, где активно проводил полезные реформы. Так, именно в период его руководства была основана Мастерская для увечных воинов – реабилитационное заведение в период Первой мировой войны: «Когда изделия этих мастерских были выставлены, то произошло даже недоразумение. Некие скептики начали уверять, что это работы не инвалидов, а каких-то вполне подготовленных прикладных художников. Помню, как обиделись этим руководители наших мастерских, ибо они искренне гордились успехами таких особенных учеников»[114]. А в 1911 году в школе были открыты Женские художественно-промышленные мастерские.

Рерих принимал активное участие в культурной жизни России, сотрудничал с меценатами, в том числе с княгиней Тенишевой, которая организовала на территории своего имения в Талашкине художественные мастерские. В период с 1911 по 1914 год работал в Талашкине над мозаичной стенописью алтарной части церкви Святого Духа. Образ Царицы Небесной, созданный в алтаре, наиболее близок византийскому образу «Богоматерь на троне с двумя ангелами» из монастырской церкви-гробницы в Бачково (Болгария, вторая половина XII в.)[115]. Образ обогащен особым видением автора и многими деталями: присутствуют стилизованные под древнерусские орнаменты и сказочные персонажи, характерные для художников начала XX века (например, в оформлении церкви Спаса Нерукотворного в Абрамцеве). Художник повторит его через 20 лет. Первый раз образ Царицы Небесной появился в творчестве Рериха в 1906 году. Постепенно он сольется с образом супруги Елены Ивановны в некое единое Вселенское Женское начало. Себя он будет изображать коленопреклоненным, достойным коснуться лишь краешка ее одеяний.

Пока Рерих искал средства для невыразимого женского начала, земной образ Елены Ивановны написал в 1909 году известный русский художник Валентин Серов. К своему коллеге Николай Константинович относился с большим уважением, а о написании этого портрета вспоминал так: «Мы всегда вспоминаем дни, когда он писал портрет Елены Ивановны. Писал он долго. Много было набросков (где они?). Все время после сеансов мы долго беседовали за чаем, и тут мы полюбили Серова, не только великого художника, но и великого человека. В нем жила истинная честность. Она делала его осторожным в тех случаях, когда он был не уверен в чем-то. Но, если он распознавал нечто подлинное, ценное, он становился несломимым другом и поборником. На него можно было полагаться – не изменит. Безвременная потеря его была тяжка для художественного мира. Гораздо тяжелее, нежели многие думали. Нельзя говорить только о великом мастере – Серов был тем светоносным маяком, куда обращались глаза и ждалось сочувствие и ободрение».

Среди множества эскизов сценических костюмов во время работы над театральными декорациями в 1909 году появляется печальный образ Ункрады – девушки, тоскующей о чем-то далеком и недостижимом. Это был эскиз к несостоявшейся пьесе А. М. Ремизова «Трагедия об Иуде, принце Искариотском», написанной по апокрифу «Сказание об Иуде Предателе». В роли Ункрады должна была выступать актриса В. Ф. Комиссаржевская, но из-за ее смерти в 1910 году постановка не была осуществлена[116]. Ункрада – племянница царя Искариотского мечтает о далекой родине своей матери-пленницы. Родине, где есть поля с белыми цветами, березовые рощи и северное море[117].

В продолжение этой темы написана картина «За морями земли великие», где мечтательный взор юной девушки устремлен вдаль. Все эти мечтания в жизни семьи Рерихов первую половину жизни были о далекой Индии, а вторую – о недостижимой России.

В 1907 году семья начала присматривать для себя дом в Финляндии для проведения там летних месяцев. Тогда случился еще один инцидент, в котором Елена Рерих снова проявила невероятное мужество.

«День был холодный, еще ездили на санях и в шубах, хотя в Выборге, откуда выезжали, потеплело. Угрюмый финн на рыженькой лошадке повез Николая и Елену за город по непрочному льду большого озера. Берега виднелись далекой узенькой каемкой, а со всех сторон угрожали полыньи, и лишь держалась прежде накатанная дорога. Возница свирепо погонял лошаденку, которая, чувствуя опасность, неслась изо всех сил. Местами она проваливалась выше колена, и возница как-то на вожжах успевал поднять ее, чтобы продолжить скачку. Мы кричали ему, чтобы он вернулся, но он лишь погрозил кнутом и указал, что свернуть с ленточки дороги уже невозможно. Вода текла в сани, и все принимало безысходный вид. И тут Елена Ивановна произнесла свое знаменитое: «Как глупо так погибать».

Лошадь скакала бешено, не нуждаясь в кнуте, и все-таки вынесла. Когда сани подъехали к пологой гранитной скале, то оказалось, что лед уже оторвался от