Я спросил:

– Выходит, Сангак умолчал, что Зухуршо едет дурь выращивать?

– Да хоть бы и сообщил…

– И что ты об этом думаешь?

– Ничего.

– Я не о тебе спрашиваю. О Сангаке. Он-то почему позволил?

– Значит, по-другому не получалось.

– И послал именно тебя! Знал ведь, как тебя будет корёжить… Или ошибаюсь?

Даврон усмехнулся:

– Пораскинь мозгами.

Объяснение и впрямь напрашивалось проще простого. Сангак сказал: «присмотри, чтоб спокойно было»? А понимать следует: обеспечь, чтоб крестьяне не бунтовали. Сангак выбрал для щекотливого поручения командира, который в любых ситуациях не станет лютовать. Но перед соблазном ввернуть колкость я не устоял:

– И ты, стало быть, сменил меч на бич.

– Считай, как знаешь, – Даврон уже наглухо закрылся, двинулся прочь, словно мимо пустого места.

– Даврон, постой! Хочу попрощаться. Уезжаю.

Он отозвался безо всякого выражения:

– Прощай.

А затем ледяная оболочка неожиданно вновь раскололась. Даврон приостановился, молвил неловко:

– Не поминай лихом… Помнишь, я в Кургане предупреждал: ты сам за себя отвечаешь…

– До сих пор удавалось.

– Ну что ж, удачи.

И все. Мы расстаёмся, оставшись чужими, случайными встречными, незнакомцами друг для друга. Даврон никогда не узнает, что я сын человека, который когда-то отыскал и спас его в развалинах кишлака, разрушенного землетрясением. Хотя и узнай он, вряд ли смягчился бы. Я помнил слова Джахонгира: «У него нет друзей. Он вообще ни с кем не сближается». Для меня в детстве Даврон был воображаемым братом. Года в четыре я услышал рассказ отца о том, как в как день моего рождения он нашёл мальчика. Меня заворожила эта история, я долго упрашивал: «Давайте возьмём его к себе, пусть с нами живёт». – «Да где ж его теперь найдёшь?» – Разыскать мальчонку, думаю, оказалось бы делом несложным, но родители были слишком увлечены каждый своей работой. Пришлось мне довольствоваться фантазиями: вот мы с ним играем, вот он защищает меня от обидчиков, вот мы убежали в горы, живём в пещере, охотимся на диких коз и жарим мясо на костре… До самой школы он почти постоянно присутствовал где-то рядом. Как могли сложиться наши отношения, если б родители усыновили Даврона? Оттаял бы он, оправился от потрясения, стал настоящим братом или же, к моему разочарованию, остался замкнутым чужаком, мрачным и неприступным?

Могу весьма отдалённо представить пережитый им шок. Примерно в том же возрасте, что и он, я увидел, как разрушается мой дом. Мы переехали из коммуналки в двухкомнатную квартиру в новой пятиэтажке. Родители были счастливы, я тоже радовался, пока, разбирая картонную коробку с игрушками, не обнаружил, что нет самой любимой. «А где Ия?» Была у меня золотая рыбка – большая, из жёлтой пластмассы, с широким туловищем и выпученными глазами. Она исполняла желания, звали её почему-то Анастасия. Однажды мама жарила рыбу, это занятие понравилось мне чрезвычайно. Я схватил Анастасию, положил её на спиральную электрическую плитку и даже не успел понять, что произошло: пучеглазая рыбина вдруг вспыхнула, красным пламенем, вонючим и коптящем, и в одно мгновение от неё остался один хвост – уродливая штуковина вроде обгоревшей скрюченной рюмки с раздвоенным хвостовым плавником вместо ножки. Папа сказал: «Не огорчайся, ничего страшного. Просто теперь она будет исполнять не целиком желание, а лишь часть. Придётся звать её коротко – Ия». И вот она пропала. «Кажется, я видела на подоконнике, – сказала мама. – Ещё подумала: как бы не забыть, но, видно, захлопоталась». «Завтра сходим и заберём», – сказал папа.

Когда мы пришли к нашему дому, то увидели, что рядом притулилась приземистая железная избушка на гусеничном ходу. Из избушки торчала длинн-ю-ю-ющая решетчатая стрела. Она была похожа на колодезный журавль, однако на цепи висело не ведро, а чугунный шар. Огромный и корявый, как драконье яйцо. Избушка постояла-постояла, покачивая стрелой, вдруг подползла к нашему дому, размахнулась, ударила шаром в стену и пробила безобразную дыру. Прямо рядом с нашим окном на втором этаже. Я заплакал. «Чего ты, Олежка? – нагнулся ко мне папа. – Да мы тебе новую купим. Лучше прежней. Во всяком случае, цельную». «Не надо. Ничего не надо… Зачем они наш дом разрушают?!» Папа перестал улыбаться той нестерпимо снисходительной усмешкой, с которой отцы утешают детей, и сказал серьёзно: «Сынок, наш дом – не старые стены. Дом, это место, где мы вместе: ты, мама и я… Понимаешь?» Но я понял совсем другое. Я впервые понял, сколь беззащитен и хрупок любой дом, любая защитная оболочка. Ночью мне приснилось, как железная избушка ползёт по городу, размахивая своим ужасным яйцом, и рушит всё без разбора. И вот я стою среди развалин, один-одинёшенек, вокруг ни души – ни папы, ни мамы, никого – а чугунное ядро летит на меня…

Мне-то посчастливилось переболеть потерей дома в ослабленной форме, чем-то вроде недомогания после вакцины с неопасным возбудителем. На Даврона болезнь обрушилась со всей сокрушительной мощью и оставила неизлечимые травмы на всю жизнь…

Я вернулся во дворец, собрал пожитки, забросил на спину рюкзак и, миновав золочённые ворота, зашагал вниз к площади.

Найти попутку я рассчитывал около единственного в кишлаке магазина. Пятачок возле него – своеобразный клуб, в котором всегда немало народу. Со стороны может показаться, что мужчины проводят в безделье целые дни. Это неверно. Жизнь в горах неспешна, но полна трудов и забот. Постойте с часок, и вы заметите, что общество в «клубе» постоянно обновляется. Одни уходят, появляются другие. Магазин расположен в таком месте, что, куда бы ни шёл человек, он непременно проходит мимо. Останавливается, узнает новости, рассказывает свои, отводит душу в беседе с односельчанами и идёт по своим делам. Почти каждый успевает побывать мимоходом возле магазина несколько раз за день. Лучшего информационного бюро не найти.

Мне не повезло. Заветная площадка была безлюдной. В магазине – тоже ни души, если не считать продавца за прилавком. Большая часть полок пустовала. Когда-то на них, очевидно, выставлялись продукты, а сейчас были кое-где расставлены и разложены оцинкованные ведра, резиновые сапоги, мотки верёвки, нехитрый инструмент… Остальной перечень легко дополнит всякий, кто побывал в любой сельской лавке.

Магазинщик встретил меня возгласом на русском:

– Здравствуйте! Водки нет, извините.

Я смутился:

– И слава богу, что нет. Я зашёл узнать, не намечается ли попутная машина. Вы наверняка в курсе.

– Конечно, в курсе, – подтвердил магазинщик. – Куда ехать изволите?

– В Душанбе… А вообще-то мне лишь бы на большую дорогу выбраться.

– Нет, извините, в ту сторону никто больше не ездит.

– Ну, а если пешком… Далеко идти придётся?

– Почему далеко?! – вскричал магазинщик. – Близко. Километра два. Или три. Может, пять. Только, извините, не выпускают.