Сегодня это правда звучит смешно, но легко понять, почему люди, возможно, были готовы принять переливание молока в качестве панацеи в то время, когда, например, известная существующая до сих пор фармацевтическая компания рекомендовала использовать героин для лечения простуды у детей, а кокаин появился в каталогах Sears, Roebuck and Company. Не имея четких доказательств того, что на самом деле является лекарством, а что нет, представить в виде очередного средства от всех болезней можно было почти все что угодно. Что касается переливания козьего молока, то, по словам Мелдона, следуя нескольким практикам здравого смысла, его коллеги-врачи могли бы предотвратить «то ухудшение, которое так часто следует за операцией»89. Только представьте: эти практики включали в себя процеживание молока для удаления из него козьей шерсти перед инъекцией и запрет донору есть больничное постельное белье.

«Я рассматриваю это как гораздо лучшую и более безопасную операцию, чем переливание крови»90, – писал Мелдон.

Практику введения молока пациентам прекратили на рубеже веков, когда наконец для внутривенного введения приспособили физиологический раствор91. Этот раствор часто используют и для современных внутривенных инъекций, он состоит из девяти граммов натрия хлорида (NaCL), растворенных в литре стерильной воды: получается 0,9-процентный раствор, приближенный к нескольким ключевым характеристикам плазмы крови. Впервые его использовали во время пандемии холеры 1832 года, когда британский врач Томас Латта последовал гипотезе, недавно изложенной в Lancet, главном медицинском журнале того времени. Автор статьи, новоиспеченный ирландский врач Уильям Брук О’Шонесси, рассуждал, что, поскольку жертвы холеры умирают от обезвоживания (теряя большое количество жидкости и соли в организме из-за диареи), было бы разумно восполнить потерянную жидкость раствором, приближенным к солености крови. Регидратационная терапия Латты была удивительно успешной, но она не набрала достаточного импульса, чтобы вытеснить стандартные методы лечения92, а именно кровопускание, пиявки, рвотные средства и клизмы – все, что приводило к увеличению потери жидкости в организме.

К началу 1880-х годов лучшее понимание химии человеческой крови привело британского физиолога Сиднея Рингера к усовершенствованию раннего рецепта физиологического раствора: он добавил калий в раствор хлорида натрия. Раствор Рингер-лактат[99] носит имя изобретателя и широко используется и сегодня.

В 1901 году Карл Ландштейнер (1868–1943) произвел революцию в основных правилах переливания крови, открыв группы крови AB0[100]. Если коротко, на поверхности эритроцитов (как и других клеток) есть встроенные в клеточные мембраны специфические белки – антигены. Они бывают двух разновидностей: A и B. Если поверхностные белки эритроцитов донора крови не совпадают с таковыми у реципиента, иммунная система реципиента атакует кровь донора. Результатом становится ранее упомянутый гемолиз, в прямом смысле расчленение клеток крови. В дополнение к нагрузке на мочевыделительную систему, возглавляемую почками, несовместимое переливание способно привести к опасной форме склеивания эритроцитов, которое называется агглютинацией, – это может закупорить мелкие кровеносные сосуды и вызвать серьезные медицинские проблемы, например инсульты и потерю функции органов. Это, в свою очередь, объясняет боль в почках, испытываемую реципиентами несовместимых переливаний, и экстремальные последствия, перенесенные реципиентами крови, сданной в XVII веке на скотном дворе.

Сегодня проблемы, связанные со свертыванием и хранением донорской крови, решены, и мы знаем о группах крови и резус-факторе (Rh), названном так в честь макак-резусов, у которых он был впервые обнаружен. У большинства людей на эритроцитах есть Rh-антиген (что делает их Rh-положительными), а у некоторых его нет (и они Rh-отрицательные). Проблемы появляются, когда Rh– мать дает жизнь нескольким Rh+ детям. Постепенно наращивая количество антирезус-антигенов в течение первой беременности, иммунная система матери будет полностью готова «атаковать» кровь второго Rh+ плода. К счастью, в наши дни современный пренатальный скрининг и лечение предотвращают такие случаи.

Кроме того, сегодня кровь перед переливанием проверяют на перекрестную совместимость, патогены и токсичные субстанции, что обеспечивает максимальную совместимость и безопасность гемотрансфузии во время множества процедур, связанных с хирургическими вмешательствами, травмами, заболеваниями крови и другими болезнями.

С мрачных дней переливаний на скотном дворе и концепции четырех гуморов пройден долгий путь. Но точно так же, как столетия врачи ломали голову над движением, функцией и заменой крови, они изо всех сил пытались понять и лечить болезни сердца. Страдания продолжительностью в полвека и возможная причина смерти Чарльза Дарвина послужат фоном для этой части нашего путешествия.

Имя Чарльза Дарвина всегда будет ассоциироваться с фразой «выживают самые приспособленные», хотя произнес ее вовсе не он[101] 93. Но в 1836 году, когда 27-летний натуралист сошел с палубы корабля Королевского флота Великобритании «Бигль», он едва ли был самым приспособленным. В течение оставшихся 46 лет своей жизни Дарвин будет страдать от целого списка медицинских проблем, который включал учащенное сердцебиение, боль в груди, головокружение, усталость, экзему и мышечную слабость. Кроме того, у него было плохое зрение, шум в ушах, бессонница, тошнота, рвота, фурункулы и хронический метеоризм.

В 1842 году Дарвин перевез быстрорастущую семью из «дымного грязного Лондона»94 в тихий загородный дом примерно в 23 километрах к юго-востоку от города[102] 95. Даун-хаус не только дал ученому больше места (у него и его двоюродной сестры, а также жены Эммы было 10 детей), но и положил начало его почти полному самоустранению от общественного внимания. Дарвин писал об этом периоде в своей автобиографии: