– В спальне, в комоде.

– Тогда поспеши.

У меня и ноги подгибались, и голова кружилась. Как назло, не могла найти ключик от комода. Добрых пять минут прошло, пока я вытащила пакет и вернулась в прихожую.

Роберт встретил меня чуть ли не с гневом:

– И что ты так долго делала?! Говори, чем занималась! Где у тебя телефон?

Он вдруг сжал мою руку. Я была настолько ошеломлена, что не знала, как отреагировать.

– Прошу отпустить меня, – прошептала. – Я искала этот пакет. Куда-то делся ключ от ящика с бельем.

– Где у тебя телефон? – прошипел он, лишь сильнее сжимая мою руку.

– Здесь, рядом, в кабинете.

Роберт смотрел мне в глаза с угрозой и ненавистью. Выглядел ужасно. Сколько же в этом человеке жестокости! Крайне грубо отодвинул меня и вошел в кабинет. Только проверив, что телефон и правда находится там, он чуть успокоился и принялся рвать пакет.

Вдруг с губ его сорвалось мерзкое проклятие, и он с яростью отбросил пакет на пол. На ковер посыпались резаные газеты. Он же посмотрел на меня с чувством и произнес сквозь стиснутые зубы:

– Это все из-за тебя! Почему ты не пошла в банк в тот же день, когда получила письмо от меня? Они успели все найти и подменить. Отчего ты не пошла сразу?

Он приблизил свое лицо к моему, и я от страха соврала:

– Но я же пошла. Сразу…

– Врешь! – почти крикнул он. – Ты пошла на следующий день в одиннадцать часов. Я был идиотом, что доверил тебе это задание! – Он пнул разбросанные газеты и добавил: – Впрочем, теперь-то все равно. А теперь слушай: ты должна молчать, как в могиле. Если выдашь, что я здесь был, убью тебя и не поморщусь. Помни: я умею сдерживать свои обещания, поняла?

– Поняла.

– Никому не скажешь?

– Никому.

Он погрозил мне кулаком и добавил:

– Помни!

Сказав же, развернулся и не простившись вышел. Как же непросто найти слова, чтобы описать то, что во мне происходило тогда. Знаю только, что я полностью подчинилась первому всепобеждающему чувству: этот человек был кем-то совершенно другим. Вместе с внешним видом он сменил и свою суть. Он, который мог дарить мне прекраснейшие слова, нынче говорил со мной, словно с наибольшим врагом. Смотрел на меня как на мертвый и ненавистный предмет. Только тогда я это и поняла. Охватил меня в тот миг настолько безбрежный и глубокий стыд, стыд растоптанных амбиций, стыд собственной легковерности, стыд, что я могла верить этому человеку.

Он отнесся ко мне словно к служанке. Или и того хуже. Стук закрывающихся входных дверей вернул меня в реальность. Не знаю, зачем я побежала в зал, не знаю, проснулась ли во мне тогда жажда мести или я просто сделала это рефлекторно. Знаю, что я совершенно четко помнила инструкции майора. Надлежало подойти к окну и дать знак, раздвинув шторы. Правда, я говорила себе, что они давным-давно перестали следить за моим окном. Не видела я на улице никого, кто бы на шторы глядел. В своем желании покарать Роберта я почти обвиняла майора. Отчего они не следили? Теперь бы его запросто поймали.

Никогда раньше я не переживала такого возбуждения. Чувствовала себя почти изуродованной, раненной в самое чувствительное место, униженной. Значит, он врал, что любит меня, значит, нагло обманывал меня! Значит, хотел использовать исключительно как инструмент для своих подлых махинаций. И как же я радовалась, что махинация эта не удалась ему. Он все это заслужил. Заслужил, чтобы его поймали. «Что делать?» – думала я лихорадочно. Уже хотела отойти от окна и помчаться в кабинет, чтобы позвонить майору, но понимала, что не успею.

Именно в тот миг я и заметила внизу Роберта. Он переходил через дорогу. Вдруг среди прохожих вынырнул какой-то низенький господин и направился в его сторону.

И тогда произошло что-то ужасное. Роберт молниеносным движением выхватил из кармана револьвер. Раздался один выстрел, потом второй и третий.

Прохожие в панике бросились во все стороны. Теперь я увидела, что из стоящей поодаль машины тоже стреляет какой-то господин в коричневой шляпе. Роберт бросился в сторону и принялся бежать к перекрестку. За ним помчались два или три человека. Стреляли в него, он то и дело оглядывался и стрелял в ответ.

В воздухе разносилась канонада, а откуда-то издали – полицейские свистки. Я открыла окно и выглянула.

На углу Роберт, похоже, заметил бегущих наперерез полицейских, поскольку остановился. И этого мгновения хватило. Должно быть, в него попало несколько пуль сразу, поскольку он рухнул, словно срезанный косой.

Вокруг него на снегу быстро начало расти красное пятно.

Я содрогнулась и отошла от окна. Чувствовала тошноту. Перед глазами моими летали черные мушки. Вся комната вдруг закружилась.

Я сумела добраться до софы и упала на нее без чувств.

Только часом позже нашли меня там слуги. Юзеф, накрывая на стол в столовой, заметил, что из-под двери зала дует. Догадался, что в зале, должно быть, открыто окно, и потому вошел. Настолько потерял голову, что побежал за доктором. Но, пока тот пришел, экономка успела привести меня в чувство. Хуже всего во всей ситуации то, что я пролежала почти час в выстуженной комнате, а на мне был лишь халат. Насморк я уже наверняка подхватила, и только бы не поймать грипп. Так не люблю болеть. Когда у меня насморк, не могу никому показываться, потому что кончик носа у меня становится красным.

К счастью, я настолько успела прийти в себя до прихода Яцека, что убрала в кабинете клочки газет, рассыпанные Робертом. И сразу легла в постель.

Весь дом взбудоражен уличной стрельбой. Каждый из слуг рассказывает о случившемся по-своему. Слава богу, никто не связал происшествия с посыльным, который приходил ко мне, – впрочем, его видел только Юзеф. Поскольку Юзеф выбежал на улицу, когда все уже закончилось, я могла не опасаться, что он кому-то скажет лишнее. Говорил, на улице подстрелили человека, хотевшего ограбить ювелирный магазин. Горничная уверяла, что в городе случилась какая-то сердечная драма, поскольку некий господин стрелял в женщину, что шла в обществе другого мужчины. Экономка же от непосредственных свидетелей знала: это было нападение на полицейского. А кухарка утверждала – случился скандал между пьяными.

Значит, с этой стороны можно было не волноваться. Впрочем, Яцек, придя на обед, не слишком-то заинтересовался случившимся. Переживал исключительно из-за того, что я потеряла сознание, и упрекал меня, что выглядывала в окно во время стрельбы.

– Твое любопытство могло закончиться серьезными травмами, – сказал он.

Все чудесно устроилось, поскольку у него была какая-то конференция в городе. Мне пришлось остаться одной. Нужно было взять себя в руки и подумать над всеми этими ужасными событиями. В голову пришло, что совершенно зря я сперва осудила Роберта слишком сурово. По сути, его поведение вполне объяснимо. Можно очень сильно любить кого-то, но в тот момент, когда нам угрожает смерть, невозможно проконтролировать нервы и не сказать что-то неприятное. В миг, когда Роберт пришел, я не понимала еще всей ситуации, в которой он находится. Подумать только: в грязной одежде посыльного, с приклеенной бородой и в парике красться улицами, не зная, не покусится ли первый попавшийся прохожий на твою жизнь.