31 марта конгресс вручил исполнительную власть триумвирату в составе Гуадалупе Виктории, Н. Браво и Негрете. Ведение текущих дел поручалось четырем министрам. Политические заключенные были освобождены, имущество инквизиции подверглось конфискации. Конгресс учредил новый национальный герб и флаг, отличавшиеся от прежних тем, что орел изображался без короны, но со змеей в клюве.

Итурбиде в сопровождении многочисленной семьи и небольшой свиты под усиленным конвоем доставили на борт английского фрегата «Роулинс», стоявшего в устье реки Антигуа, которая впадает в Мексиканский залив близ Веракруса (в самом городе свирепствовала в то время эпидемия желтой лихорадки). 11 мая 1823 г. корабль снялся с якоря, вышел в открытое море и взял курс к берегам Италии. Мучительное для Итурбиде, страдавшего от морской болезни, путешествие длилось более двух с половиной месяцев. 2 августа «Роулинс» бросил якорь в гавани Ливорно. После месячного карантина бывший император поселился на вилле, снятой им в предместье города.

Почти одновременно в Риме появился доминиканский монах Хосе Мария Марчена, посланный мексиканским правительством с секретным заданием следить за Итурбиде и в случае, если тот попытается возвратиться на родину, воспрепятствовать этому. В целях конспирации доминиканец был снабжен также документами на имя Хуана Вильяфранка.

С крушением империи усилились тенденции к отделению от Мексики центральноамериканских областей. В роковой для Итурбиде день 29 марта его наместник в Центральной Америке Филисола издал декрет о созыве в кратчайший срок учредительного собрания представителей всех провинций бывшего генерал-капитанства Гватемалы для решения вопроса об их политическом статусе. Собрание, открывшееся 29 июня 1823 г., признало присоединение к Мексике насильственным и незаконным. 1 июля оно декларировало образование независимой федеративной республики Соединенных провинций Центральной Америки. В тот же день мексиканский конгресс принял решение об отводе войск из Гватемалы.

В политике США по отношению к Мексике, несмотря на падение империи, не произошло существенных изменений. Хотя монархия Итурбиде уступила место республике, вашингтонское правительство продолжало уклоняться от нормализации отношений со своим южным соседом. Оно рассчитывало использовать сложность политической обстановки в Мексике и слабость ее международных позиций для реализации своих экспансионистских целей.

Крах режима Итурбиде и официальное признание статуса колонии Остина привели к заметному оживлению американской колонизации Техаса. Туда стали проникать многочисленные переселенцы из южных и юго-западных районов США, призванные сыграть роль «троянского коня». Все попытки мексиканского правительства, встревоженного растущей угрозой с севера, урегулировать вопрос о границе между обоими государствами в соответствии с линией, установленной договором 1819 г., оставались безрезультатными.

Неудачу потерпели и переговоры о нормализации отношений с Испанией и Англией, которые по поручению конгресса вел в Халапе с их уполномоченными Гуадалупе Виктория в июне — сентябре 1823 г. Они не привели к признанию независимости Мексики ни той, ни другой державой.

Единственным внешнеполитическим успехом, которого удалось добиться новым властям после падения империи, явилось сближение с некоторыми южноамериканскими республиками. Этому способствовали как свержение монархии в Мексике, так и разрыв переговоров с Испанией мексиканской стороной.

3 октября министр иностранных дел Аламан и колумбийский посланник Санта-Мария (после изгнания Итурбиде с почетом возвращенный на свой пост) подписали в Мехико направленный против бывшей метрополии договор о вечной дружбе, союзе и конфедерации, а 31 декабря Мексика и Колумбия заключили торговый договор. 27 октября из перуанской столицы Лимы мексиканскому правительству были направлены поздравления Боливара (незадолго до того облеченного верховной властью в Перу) по поводу свержения Итурбиде. Боливар весьма положительно оценивал «восстановление свободы Мексики, ее полное освобождение от власти бывшей метрополии» и приветствовал «победу закона на людьми, республики над императором»{162}.

7 ноября 1823 г. открылся учредительный конгресс, одобривший 31 января следующего года Основной закон, которому предстояло оставаться в силе до принятия конституции. Закон подтверждал, что «мексиканская нация навсегда свободна и независима от Испании или какой бы то ни было другой державы». Особое значение имела статья 5, гласившая, что «нация принимает республиканскую, федеративную, народную, представительную форму правления»{163}. В тот же день конгресс обратился к народу с воззванием, характеризовавшим принятие Основного закона как завершение революции. «Это — национальное знамя, — говорилось в воззвании, — вокруг которого должны объединиться все патриоты, ибо если прежде они могли придерживаться разных взглядов относительно формы правления, то отныне обязаны подчиниться мнению огромного большинства, выраженному избранными для того депутатами»{164}.

Между тем в далекой Европе экс-император не оставлял мысли о восстановлении своей власти в Мексике. Еще осенью 1823 г. он написал в Ливорно мемуары[25], где крайне тенденциозно освещал события от провозглашения независимости до своего отречения и пытался задним числом оправдать собственное поведение. Не гнушаясь искажением исторических фактов, он стремился представить себя последовательным борцом за освобождение Мексики. Что же касается его активного участия в подавлении революционного движения, то Итурбиде изображал дело таким образом, будто оно было обусловлено исключительно заботой о национальных интересах. «Идальго и те, кто следовал его примеру, — заявлял он, — опустошили страну, разграбили частную собственность, разжигали ненависть между американцами и европейцами, принесли в жертву тысячи людей, вычерпали источники общественного богатства, дезорганизовали армию, уничтожили промышленность, наконец, ухудшили положение американцев, вследствие чего у испанцев возникло ощущение, что им грозит опасность. Кроме того, они развратили нравы народа и, отнюдь не завоевав независимости, умножили препятствия к ее достижению[26]. Если я взялся в то время за оружие, то сделал это, чтобы сражаться не против американцев, а против разнузданных бандитов, опустошавших страну»{165}.

В декабре 1823 г. Итурбиде тайком покинул Ливорно и 1 января прибыл в Лондон. Находившийся в британской столице мексиканский агент Франсиско де Борха Мигони поспешил уведомить об этом свое правительство, высказав предположение, что бывший император намерен снарядить военную экспедицию в Мексику. Донося о встрече с Итурбиде, Борха Мигони сообщал 4 января 1824 г.: «Он убежден, что Мексике не подойдет республиканский строй, ибо люди не могут сразу перейти из состояния рабства к неограниченной свободе… Я пришел к выводу, что столь поспешный приезд дона Агустина де Итурбиде в Англию в разгар зимы вызван касающимися Мексики идеями, подобными тем, которые на Эльбе вынашивал Наполеон в отношении Франции»{166}. Вскоре с берегов Темзы поступили на сей счет дополнительные тревожные сигналы от примчавшегося из Рима Марчены.

Планы и намерения экс-императора (особенно в связи с возникновением в Гвадалахаре движения в его пользу под руководством генералов Луиса Кинтанара и Анастасио Бустаманте) весьма беспокоили мексиканский конгресс, который решительно выступил против притязании Итурбиде и попыток преувеличить его роль в провозглашении