Что касается вина, то это был верх роскоши. Прямо из кухни ступени вели в погреб, вырытый на подвальном этаже. Поль никогда туда не спускался, вином занимался отец. Включив световые полоски вдоль полок, он опешил: повернутые под небольшим углом, тут лежали сотни бутылок; в помещении было прохладно и сухо, наверняка тут поддерживались идеальные условия хранения, можно не сомневаться. Пытаясь сориентироваться, он быстро понял, что вина распределены по регионам. Здесь были разные сорта бургундского, и, судя по всему, весьма почтенного, и бордо, несомненно ни в чем им не уступавшие. Очередное увлечение отца, даже страсть, можно сказать без преувеличения, о которой он ничего не знал. Побродив пару минут между “Пюлиньи-Монтраше” и “Шато Смит О-Лафит”, он приуныл и решил призвать на помощь Эрве; ему наскучила роль хозяина дома, с того момента, как он приехал сюда, его не покидало любопытное ощущение, что старшей теперь стала Сесиль, а он – ее младшим братом. Она многое пережила, у нее были дети, словом, все это имело отношение к жизни, он же только и делал, что составлял невнятные отчеты, предназначенные для пояснительных записок к финансовым законопроектам, так что выбирать вино должен Эрве. Он тоже открыл рот от изумления, войдя в погреб.

– Да, нехило… – признал он. – Впрочем, знаешь, я не лучше тебя в этом разбираюсь. Как тут можно что-то выбрать?

Поль пожал плечами:

– Понятия не имею… Возьмем несколько бутылок. – Этот погреб – очередная загадка, связанная с личностью отца, подумал он, поднимаясь на кухню; как-то он не вяжется с пенсией отставного сотрудника ГУВБ, более или менее равнозначной, считал он, пенсии полицейского. А может, и нет, может, он был хранителем особых гостайн и за это получал прибавку к зарплате; например, определенные суммы из так называемых спецфондов, кругооборот которых в госаппарате страшный секрет, даже Брюно оставил всякие попытки узнать о них больше, зачем ссориться из-за этого с коллегами из министерств внутренних дел и обороны, решил он, все равно это “жалкие гроши”; все суммы меньше миллиарда евро были для него “жалкими грошами”.

В разгар ужина у него вдруг ужасно разболелась голова, во рту появился неприятный привкус какой-то гнили, что ли, он не мог дождаться, когда уже наконец закончится это тридцать первое декабря, но ему еще предстоял сыр, и стоило ему откусить кусочек пармезана, как слева, там, где зубы мудрости, его пронзила острая боль. Он осторожно ощупал челюсть, боль стала настойчивей, должно быть, у него снова абсцесс, он лет десять страдал от абсцессов, а старик дантист, к которому он раньше ходил на улицу Монтань-Сент-Женевьев, уже вышел на пенсию, а то и умер, придется искать другого, наверняка это окажется молодой парень, он попытается впарить ему импланты, дантисты просто помешались на имплантах, ну конечно, так они зарабатывают себе на жизнь, и все же они перегибают палку со своими имплантами, он ни за что не хотел никаких имплантов, если бы можно было обойтись без зубов, он бы предпочел вообще их не иметь, зубы казались ему, прежде всего, источником проблем, так что импланты – спасибо, не надо, но он знал, что ему их предложат, и тогда придется отказываться – такая перспектива заранее его изнуряла.

Они уже заканчивали десерт, и Эрве как раз достал бутылку бенедиктина, когда послышался скрип входной двери, а затем шаги на лестнице. Сесиль вдруг замерла и покраснела; Эрве положил ей руку на плечо, нежно его поглаживая, но не смог ее успокоить.

Да, это были они. Годфруа сразу бросился в свою комнату, только его и видели, прыткий и верткий как форель; он не то чтобы тащился от семейных конфликтов. Инди же тяжело плюхнулась на стул напротив Поля, расставив ноги, как старуха, прямо воплощение поруганной доброй воли, – но ее взгляд был цепким и чуть ли не умным, она пребывала в полной готовности всем напакостить, это ему тут же стало ясно. Орельен сел рядом с ней, лицом к лицу с Сесиль, он коротко взглянул на старшую сестру, казалось, он вот-вот расплачется. Эрве откинулся на спинку стула и очень медленно налил себе рюмку бенедиктина, никому его не предложив.

– Мы немного задержались в больнице, – смущенно начала Сесиль.

– Мы заметили. Не важно, мы уже поели. – Инди угрожающе помолчала несколько секунд. – Нам все-таки придется кое-что обсудить. – Она кивнула Орельену; должно быть, он отрепетировал свои реплики в машине и поэтому начал довольно непринужденно:

– Папа уже явно не в состоянии управлять своими финансовыми делами. В этих обстоятельствах, на наш взгляд, было бы целесообразно оформить над ним опеку. – И он умолк.

Инди подбодрила его взглядом, но он не произнес больше ни слова; очевидно, забыл, что дальше. Три жалкие фразы не в состоянии запомнить – она с отвращением покачала головой.

Поль схватил бутылку бенедиктина, налил себе рюмку и медленно покрутил ее, поднеся к глазам. Ему даже нравилась такая атмосфера, он прямо ощущал нарастающие волны ненависти, к тому же алкоголь немного притупил зубную боль, но зато он покрылся испариной. Он взял себя в руки, выждал несколько секунд и, тщательно артикулируя каждое слово, произнес:

– А в чем, по-вашему, заключается необходимость оформления опеки? Быть может, вы считаете, что существует опасность хищения денежных средств?

Инди поначалу ничего не ответила, кинув властный взгляд на Орельена, но все зря, мало того что он на самом деле забыл свой текст, но и вообще, очевидно, витал в облаках, уставившись в какую-то неопределенную точку пространства, которая вполне могла оказаться точкой Омега или реинкарнацией Вишну.

– Или вы полагаете, например, что Мадлен способна воспользоваться ситуацией и лишить нас того, что нам причитается?

– Ни в коем случае! Речь не идет о том, чтобы кого-то в чем-то обвинять! – вскинулась она, словно ее подстегнули щелчком кнута, очевидно, вспомнила очередную заготовленную тираду, некую последовательность фраз, которую собиралась произнести. – С другой стороны, у вашего отца есть общий счет с Мадлен, что, согласитесь, довольно необычно.

– Так решил папа. – На “папе” у него прочувственно дрогнул голос, он буквально выдохнул последнее слово, Инди тут же заткнулась, почва все стремительнее уходила у нее из-под ног, а его это уже по-настоящему забавляло, и он вовсе не прикидывался, он правда растрогался при мысли об их совместном счете, сам он так и не дошел с Прюданс до этой стадии, отец определенно поднялся до неведомых ему высот человеческого опыта. Он встал, подошел к окну, полная луна освещала луга вокруг дома, только ведь лунный свет не успокаивает, напротив, как правило, лишь обостряет неврозы и безумие. Он вернулся на свое место, немного все-таки тревожась за продолжение вечера.

– Опека очень часто назначается в