– Придется как-нибудь мне объяснить, почему египтяне, которые наполовину турки, справляют шаббат. А он разве не вечером начинается?

– Я начинаю шаббат когда захочу. Могу начать и днем, так как игрок в шахматы всегда на шаг впереди. К тому же никому от этого нет вреда. Ты вот страдаешь от моего шаббата?

– Мне абсолютно наплевать. Кстати, я даже не знал, где находится Турция. Всегда путал ее с Индией.

– Европе и арабам стоило оставить нас в покое еще в XIX веке… Они буквально сожрали нас, так что теперь мы справляем шаббат, чтобы отомстить и позлить Европу и арабов одновременно, понимаешь? Начиная с полудня пятницы.

Я ничего не понял из того, что он говорил. Увидев его таким, уставившимся в шахматную доску, я даже заволновался о его самочувствии. Время от времени губы египтянина шевелились – и тут я понял, что он играет с воображаемым противником. Я глубоко вдохнул и произнес:

– Хайсам, у меня проблемы.

Он даже не посмотрел на меня.

– Я знаю.

– Я знаю, что ты знаешь. Ты никогда ничего не говоришь, но всегда всё знаешь наперед. Как нильские крокодилы.

– Я всегда на несколько шагов впереди, как в шахматах. Итак, она слепая.

Хайсам улыбнулся. Я подумал, что мой уважаемый египтянин действительно раздулся до невероятных размеров и постепенно превращается в какого-то мифологического персонажа.

– Никто не должен этого узнать, иначе полный провал. Так что, понимаешь, безопасность на дорогах сегодня днем представляет, так сказать, большую опасность.

Хайсам передвинул фигуру на шахматной доске и положил короля противника. Он вздохнул и взял кусочек лукума.

– Однако сегодня утром я заметил, что ты начинаешь постигать основные принципы защиты Нимцовича… Но теперь ты снова в тупике. Смотри…

Он показал на шахматную доску, как будто в ней заключалось готовое решение.

– И что?

Я начал паниковать.

– И то, что Нимцович не просто защищался. Он всегда контролировал центр на расстоянии и навязывал противнику тупиковую ситуацию. Вот и всё. По-моему, очень ясно.

В этот момент появился отец Хайсама и включил радио. Новости были не очень хорошие: что-то о бомбах в кафе и кинотеатрах. И в школах. Все требовали мести, даже те, кто подложил бомбы, так что суматоха поднялась страшная. Я показался самому себе смешным со своими проблемами. «Контролировал центр на расстоянии…» «Тупик…» Я встал.

– Уже уходишь? – спросил благородный и уважаемый египтянин. – Появилась идея?

– Думаю, да.

Он поднял огромную лапу в знак прощания и очень серьезно сказал:

– Ты принц, старик.

Аж слезы на глаза навернулись! Надо сказать, что с некоторых пор у меня чувствительность стала как у цветка. Я весь превратился в губку: достаточно легонько надавить, и польются слезы.

У меня оставалось мало времени. Необходимо найти Марселя. Только он мог сказать мне, как связать- ся с Этьеном, которого опять исключили. Мне жизненно необходимо было его увидеть. Я зигзагами бегал по школе, пока не наткнулся на Марселя – он стоял на футбольных воротах.

– Мне надо поговорить с Этьеном.

По моему виду можно было подумать, что я спятил.

– Ты странный. С ума, что ли, сходишь? Или это из-за циркового номера сегодня утром?

– Как найти Этьена?

– Да очень просто. Ему так скучно дома, что он каждый день околачивается у ворот школы. Он вообще какой-то странный в последнее время; кажется, он заболел. Пойди поищи его. Я должен вернуться, потому что не хочу пропустить из-за тебя гол.

В этот момент я заметил Ван Гога: удерживая мяч, он стремительно приближался к воротам. Я отошел вправо, и правильно сделал, потому что этот придурок специально промазал по воротам, чтобы попасть в меня. Мяч улетел на крышу, пришлось остановить игру, и все злились на Ван Гога. Я тайком показал ему средний палец, так, чтобы увидел только он и это осталось между нами.

Наблюдая за воротами школы, как обезьянка, ждущая орешков, я пропустил обед. Мне очень хотелось есть, но пришлось пойти на жертвы – это выражение я услышал в кабинете директрисы и тут же запомнил, потому что оно отлично соответствовало моей ситуации. Приятно обогащать словарный запас, даже понемногу, – это как глоток свежего воздуха. Я ждал, наблюдая одним глазом за часами, а другим – за доро́гой, на которой должен был появиться Этьен.

Я уже почти потерял надежду, когда увидел издалека его силуэт. Я замахал ему руками, как потерпевший кораблекрушение, и буквально набросился на своего спасителя:

– Этьен! Этьен! Ты мне нужен!

– Виктор?

У него действительно был странный и измученный вид.

– Да-да. Слушай, у нас мало времени. Я тебе отплачу чем угодно когда угодно. Короче, через пятнадцать минут начинается тренировка ПДД, нас всех посадят на велосипеды и машинки. Мне очень надо, чтобы этого не случилось.

– А я тут при чём?

Он хмыкнул, и я почувствовал, как кровь ударяет мне в голову.

– Беги к ближайшей телефонной будке. Набери коллеж и чужим голосом скажи, что внутри бомба. Сегодня бомбы повсюду, это что-то вроде соревнования. Почему бы не сунуть одну нам в коллеж? Из-за этого даже самолеты отменяют. По идее, нас всех должны эвакуировать. В шахматах это называется «контроль на расстоянии» и «тупиковая ситуация». Потом тебе надо быстро вернуться домой или пойти куда-нибудь, где тебя заметят.

Этьен слушал и хмурился. Было ясно, что он заинтересован.

– А я могу остаться и заснять всё на камеру?

– Нет, конечно, совсем спятил?.. Вот плохой из тебя получится проктолог, если ты о последствиях не думаешь.

– Хорошо, я окажу тебе услугу. Мне даже нравится. Но с одним условием…

– Каким? – спросил я, глядя на полицейских у лабиринта. – Быстрее, у нас мало времени.

– Короче, видишь вон там девчонку с розовым бантом в волосах?

Я засомневался, но всё-таки спросил:

– Ты про Лягушку?

– Да. Но не называй ее так, мне обидно. Короче, хочу, чтобы ты написал для нее лирическую песню. Что-то, что затронет все ее качества. И ум, и внешность, пожалуйста. Что-то очень крутое.

Я чуть не рассмеялся, но сдержался, потому что выглядел Этьен серьезно и мне не хотелось сорвать всё дело.

– Хорошо. Будет сделано послезавтра.

– А не завтра?

– Нет, послезавтра, потому что ко мне поэтическое наитие по заказу не приходит.

Затем он удрал в сторону телефонной будки.

Первой из кабинета вылетела, как ужаленная, директриса. Нас собрали дежурные, разорались сирены. Счастливчик Люк задерживался. Затем он появился с растерянным видом, словно ситуация его не касалась. Изо всех дверей наружу полился, словно потоп, поток учеников. Заметив, что Счастливчик Люк по-прежнему витает в облаках, директриса заорала: