– Ты уверен? – засомневалась я.

– Более чем. – Блондин галантно предложил руку и, едва я водрузила свою ладошку на его локоть, развернул меня спиной к ресторации и, улыбаясь уголками губ, шутливо пояснил: – Я, конечно, рад, что у тебя утонченный вкус, но, боюсь, сегодня наш наряд слишком изыскан для этой пресной публики. Зато здесь недалеко, за углом, есть отличный трактир, где готовят замечательный гуляш.

Гуляш и вправду казался выше всяких похвал. Только-только снятый с огня, горячий, ароматный. Желудок напомнил о себе заунывной руладой, а я отчего-то все медлила взять ложку. Впечатления дня, начавшегося так внезапно, поджидали своего часа. И вот сейчас, когда все было позади, обрушились, придавили, выжали меня резко, насухо, не церемонясь, как половую тряпку.

Видимо, лицо у меня было под стать состоянию, поскольку Хантер, чуть подавшись вперед, спросил:

– Что с тобой?

Я пожала плечами: тело чувствовало себя нормально (не считая жуткого голода), так что духу кронпринца ничего не угрожало. А до моих мыслей и чувств сиятельному дела нет.

– Да нет, все нормально. – Я взяла ложку и, зачерпнув мясо в подливке, через силу начала жевать.

– Никогда не понимал этого вашего женского «да нет». Оно дезориентирует и оглушает любого мужчину похлеще взрывной волны. И он, бедный, начинает судорожно вспоминать: что, когда и как сделал не так. – Под конец монолога глаза сиятельного стали размером с плошки, а на лице застыл столь явный испуг, что стало понятно: дурачится.

Я хохотнула, а потом мои плечи мелко затряслись: нервный смех оказался сродни икоте, которую нельзя остановить никаким способом. Лишь переждать.

– Ну вот и хорошо, – удовлетворенно заключил Хантер, – тебя начало отпускать.

А потом он сделал знак рукой подавальщику и, когда тот приблизился к столику, поманил его пальцем, веля наклониться, и прошептал что-то на ухо. Я лишь пожала плечами и продолжила жевать. Сначала так же, механически, а с четвертой ложки распробовала-таки, что жаркое, оказывается, вкусное. Хантер, паршивец, не соврал.

Только спустя пару минут до меня дошло, что этот ушлый стервец умудрился парой фраз и своим дурашливым видом выдернуть меня из состояния чернильной пустоты, в которое я едва не нырнула с маковкой. Вот ведь шельмец! Впрочем, я была ему за это безмерно благодарна.

– Извини, сразу не сообразил, что даже для тебя сегодняшний день – слишком насыщенный. Но в каждой каверзе судьбы можно увидеть что-то хорошее… – продолжил, словно ничего такого и не произошло, муженек, воодушевляясь и жестикулируя ложкой.

– Это как в коровьей лепешке, в которую вляпался, увидеть кизяк для растопки печи? – решила уточнить я.

Видимо, глубина и образность сравнения поразили лорда в самое сердце. Он аж поперхнулся.

Ну а что тут такого? Нормальный пример. Мы вон, когда навоз из приютского хлева кидали, айву, заныканную по карманам, трескали в перерывах.

Хантер же прокашлялся, хитро улыбнулся и, покачав головой, произнес, словно вынес вердикт:

– Всегда считал, что оружие женщины, сражающее мужчин наповал, – это красота и ум. Сейчас я понимаю, что глубоко заблуждался. В твоем случае – это непосредственность.

Над этой его фразой я крепко задумалась: то ли он меня оскорбил, то ли сделал комплимент. С одной стороны, вроде как заявил, что моя прямота его подкупает, с другой – из сказанного выходит, что ни красивой, ни умной он меня не считает. Вот ведь… сиятельный, одним словом!

Я крутила в руках ложку, раздумывая, то ли обидеться, то ли плюнуть, растереть и забыть, когда к нам подошел подавальщик, поставил передо мной и лордом стихий по небольшой кружке и, перекинув полотенце с одного согнутого локтя на другой, поинтересовался, желает ли господин чего-нибудь еще. Получив отрицательный ответ, он неспешно удалился.

Я же поднесла угощение к лицу и подозрительно принюхалась. Пахло дубом и фруктами. Только вот отчего-то кружка оказалась наполнена не до краев, а чуть меньше чем на половину. Неужто трактирщик пожадничал взвара?

– Сделай глоток, – провокационно предложил Хантер, поднимая свою кружку.

Я с сомнением уставилась на подношение и едва не макнула в него нос. Был еще какой-то едва уловимый аромат. Решив, что это какой-то особый сорт взвара, я сделала большой глоток – и закашлялась.

Горло обожгло так, словно я засунула в рот горящий факел. Пожар же прокатился вниз – и на удивление уютно устроился в желудке. Я закашлялась, глотая воздух и выплевывая тихие ругательства.

– Мог бы предупредить, что заказываешь самогон! – прошипела я, занюхивая рукавом рубахи. Отчего-то так было легче успокоить саднящее горло.

На это заявление Хантер оскорбился:

– Как ты могла подумать, что я закажу собственной жене какой-то самогон. Это же настоящий бирканский виски! Его только в этом трактире в Альбионе найти и можно.

– Как же я сразу не догадалась, – саркастически протянула я. – Этот напиток, как и благородные, что его пьют, такой же двуличный. С виду, по запаху – невинный компотик, а сдирает глотку, как самогон у нашего кабачника Сэма. Но у того-то хоть все честно – запах сразу в нос бьет и предупреждает о градусах напитка.

Последние слова я произнесла чуток заплетающимся языком. На душе вдруг сразу стало так хорошо… А вот блондину от моих слов – не очень. Он поставил кружку и серьезно спросил:

– Ты нас и вправду так ненавидишь?

– Сиятельных-то? – уточнила я. Заручившись кивком спутника, продолжила: – А за что вас любить? Один – осудил моего отца, даже толком не взглянув на дело, другие, словно оказывая великую милость и спасая от смерти, – запихнули в приют, надели на шею ярмо. А сами, такие благородные все, чинно ездите в шелках и парче, кривите носы при виде нас, простых смертных, и кичитесь своей магией. А если отпрыск благородных захочет себе кого – щелкнет пальцами, и у него все будет. И неважно, что при этом талантливому техномагу на войне оторвет ногу, – припомнила я Хромого Джо.

Последняя фраза настолько озадачила Хантера, что он отчего-то полез под столешницу.

Я же, забывшись, схватила кружку и сделала еще один глоток. Закашлялась. И тут меня под столом схватила рука. Ощупала от лодыжки до колена, а потом то же самое проделала и со второй.

– У тебя ноги на месте, – невозмутимо сообщил Хантер, вылезая из-под стола и пояснил свой маневр: – Просто ты так убедительно об этом говорила, что я решил на всякий случай проверить: вдруг какой паропротез там у тебя в колене?

– Ик! – выдала я, приходя к выводу, что, похоже, в виски все же подмешан дурман: иначе отчего и сиятельный ведет себя как-то странно? Не могло же его развезти, как меня? Хотя, к удивлению, мысли в голове были вполне связными, а вот тело отчего-то не слушалось. Иначе почему тогда с языка сорвалось… – А ты ведь тоже нас, людей, не любишь.