– Я скажу ему, что ты у Джессики.

– Да, спасибо. И мне нужны будут твои конспекты по домашнему чтению на углубленный английский, когда я вернусь.

Кейт снова кивнула, но казалось, она делает это на автопилоте.

Оливия вздохнула.

– Здорово! Правда, Кейт, это много для меня значит. Я пойду просмотрю гардероб перед ужином. – Она развернулась и направилась в свою комнату, Брюс наступал ей на пятки. – Правда, спасибо тебе огромное!

– Все в порядке, – откликнулась Кейт. – Зачем еще нужны друзья?

18:55

Результатом этой маленькой стычки стал значительный ущерб, нанесенный… мне. Что случилось? Я проигнорировала первые предупреждающие сигналы и теперь чувствовала, как выпущенные ракеты падают мне на голову.

Как я могла рискнуть всем, всем, чего я добилась? Какое мне дело до того, что он разжует ее и выплюнет? Переживать о ком-то – опасно и неосторожно. Это мешало. Конечно, я должна была пристально следить за всем, но переживать – это для лузеров.

Но если не считать сестры Роуз, никто никогда не был так добр и так бескорыстно щедр ко мне, как Оливия.

И я начала беспокоиться о ней. Большая ошибка. Мне нужно было вернуться назад к стратегии выживания, на тропу войны. Я должна была выяснить все об Оливии, поскольку Марк наверняка это уже знал. Это была его игра. Я инстинктивно чувствовала, что он знал всю подноготную и играл соответственно. Да, его козырной картой должна была быть информация. К этому моменту он наверняка уже добрался до Крюгер. До нее и до Дрейпер, и все нужные папки стали его добычей. Марк наверняка знал все, что можно, обо мне, о моем отце, обо всем. Он просто ждал своего часа. Но как он собирался использовать это? Боже. Желудок крутило. Я почувствовала, что мне нужно в ванную.

Я отвернула оба крана, но меня вырвало до того, как я ступила в ванну. Погружаясь в воду, я поняла, что нужно начинать с него. Марк. Кто он? Где он был раньше? Он сказал, что видел много школ. Что конкретно это значит?

Я больше не могла сидеть в сторонке и просто наблюдать за игрой. Мне нужно было вооружиться. У меня уже раньше бывало подобное ощущение чистого ужаса, но тогда я не знала, что делать. Как действовать. Я была ребенком. Но не в этот раз. Нет, сэр.

Когда я вышла из ванны, меня снова вырвало.

Его будто нарисовали. Так он был красив, обнаженный. Оливия смотрела, как Марк плавно выскользнул из постели и надел брюки цвета хаки и черную футболку.

Он повернулся к ней и приложил к ее губам палец.

– Не говори ничего.

Оливия приподнялась на локте, безукоризненно белые шелковые простыни обмотались вокруг ее ног.

Марк застонал.

– Просто кивни. Я иду за кофе и бейглами, чтобы накормить мою королеву.

Она кивнула.

Марк улыбнулся, но не стронулся с места. Он стоял неподвижно в кипящей тишине и пожирал Оливию глазами. Потянулся и тыльной стороной пальцев пробежался от ключицы к лодыжке прикосновением таким легким, что она даже не была уверена, а касался ли он ее? Наверное, да, потому что тело отозвалось. Снова.

– Не шевелись, замри. Ты великолепна. Хочу видеть тебя такой же, когда вернусь.

Оливия кивнула.

Она даже не вздохнула, когда услышала, как хлопнула входная дверь.

Она хотела гарцевать по комнате, смеяться, кричать и визжать. Она хотела любоваться собой в зеркале, обнимать себя. Что за ночь! Она упивалась удовольствием. Казалось, Марк знает о ней все. Кто она и что она чувствует. Он понимал ее, как никто другой, и, несмотря на все это, он любил ее. Он сказал ей это, некоторым образом.

– В тебе столько всего, что я люблю, Оливия.

Но она не должна была шевелиться. Марк серьезно относился к своим командам. Нет, не командам, как таковым, к желаниям. Именно так: он хотел, чтобы она делала для него некоторые вещи.

Но ей нужно было в туалет.

И она должна была выпить таблетки. Она не пила их вчера, и если не выпьет сейчас, это будет уже два дня пропуска. Где ее рюкзак?

Но Марк запретил ей даже шевелиться.

Она улыбалась своему отражению в ближайшем зеркале. Да. Это было больше, чем все то, что она могла себе вообразить. Она была безумно жива, каждый нерв звенел. Марк разбудил все.

Он любил ее.

Но ей действительно нужно было в уборную. Оливия осторожно встала. Она прошла в ванную, потом на цыпочках прокралась в безукоризненно чистую гостиную, где нашла свой рюкзак и бутылочку с таблетками. Не сводя глаз с двери, она, не запивая, проглотила таблетку. Затем на цыпочках вернулась в спальню, хихикая, потому что не могла бы сказать, почему ходит на цыпочках, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Спальня Марка Редкина была роскошной, но сдержанной. Все, чего касалась рука, было чувственно и прекрасно: шелковые простыни, замшевая спинка кровати, точеные тумбочки эбенового дерева и комод из нержавеющей стали.

Как она хотела открыть хоть один ящик.

Но лучше не надо.

Она аккуратно улеглась в ту же позу, тщательно проследив, чтобы простыни завивались вокруг нее точно так же, как раньше.

«Ты самое красивое создание из всех, кого я видел. Никогда не устану любоваться тобой, прикасаться к тебе. Знать, что ты моя».

Он любил ее.

И конечно, она любила его. Любила почти с самой первой их встречи. Уже тогда она поняла, что он может полностью вернуть ее к жизни. Вот почему Оливия готова была сделать все, быть всем для Марка Редкина. Всем, чем угодно.

Она услышала, как открывается дверь.

– Дорогая, я дома!

Марк хохотнул, и это заставило ее улыбнуться.

Да, она с радостью, охотно сделает все, что угодно, чтобы он был счастлив.

Уже сделала.

Что-то изменилось, и сильно. Большую часть времени Оливия была со мной телом, но не мыслями. О, в школе она, как и всегда, была такой же очаровательно отстраненной, но теперь она точно так же отстранилась и от меня. Мы всё еще делали вместе домашнюю работу. Все так же сплетничали о других девчонках и учителях. Она все еще донимала меня Джонни, даже настаивала на том, чтобы я пригласила его на вечеринку в Хай-Лайн. Да ни за что. И по большей части с Брюсом мы тоже гуляли вместе. Но «нас» больше не было, после того как я высказалась о Марке, «нас» больше не было.

Невысказанное оглушало.

Всю неделю я пыталась по ложечке скармливать ей темы для выпускного эссе. Мы должны были выбрать что-то, что относилось бы к нам лично, но имело бы широкое применение, вроде «успокаивающий эффект домашнего животного на четвертом году обучения», или «эмоциональный анализ целесообразности школьной формы по сравнению с повседневной одеждой», или «сравнительный анализ обучения в частных школах Нью-Йорка, Сан-Паулу и Сингапура». Я полагала, что по последней теме ее папа мог бы собрать много информации. Но Оливия взяла и выбрала: «Скрытая ценность финансовых сборов в системе частных школ».