после свадьбы сбежала с любовником, оставив пронизанное ненавистью письмо. До сих пор от нее нет никаких сведений, хотя их долго искали. Мой отец…

Вышинский надолго замолчал. Я не торопила, отец и мать все же гораздо ближе, чем дедушки и прадедушки, и рана еще кровоточит.

– Они очень сильно любили друг друга, – муж поднял взгляд, и мой скептический настрой пропал, словно и не было, – в глазах застыла боль. – Я точно знаю, что бы ни говорили при дворе. Мать умерла, когда мне было десять, я был почти взрослым и помню все… – голос наследного лорда дрогнул. – Отец постоянно целовал и обнимал маму, дарил ей подарки, носил на руках даже по дому. Вместе они смеялись, шутили, брали меня на пикники и поездки в город, когда я был маленьким. Я видел их любовь, она была настоящей.

Вышинский отвернулся и уставился в темное окно, тяжело дыша, словно ему не хватало воздуха.

– Мама рассказывала мне сказки на ночь, – грустно улыбнулся Вышинский, и у меня мурашки побежали по коже от его хриплого проникновенного голоса, – и сказки были про любовь. Их встреча была предопределена. Они влюбились друг в друга с первого взгляда и поженились даже быстрее нас, не в силах терпеть обязательный год помолвки.

– И что же произошло?

Мужчина взял бутылку, плеснул еще вина в бокалы и залпом выпил свой.

– Я не знаю, – сипло произнес он, – только вдруг после очередного королевского бала чета Вышинских приехала раздельно. Сначала мама, а через несколько часов отец. Я слышал, как они ссорились. Громко, зло, и с каждым днем все чаще и чаще. Мама обвиняла отца в том, что он отдаляется от нее, что все свое внимание отдает королеве, что во дворце бывает чаще, чем в родовом замке… А через год у королевы родился сын, и мама как-то узнала по секрету от фрейлин королевы, что мальчик был от отца.

Вышинский замолчал надолго. Я успела допить вино, съесть половину яблок и гроздь винограда. В общем и целом я понимала, что произошло. Это муж не знал о бабушке-ведьме нынешней королевы, я же догадывалась, что Ванде понравился молодой лорд, тот не обращал на нее внимания, так как любил жену. Ванда в своей капризной манере потребовала от Марфы, чтобы мужчина упал к ее ногам. Вышинский полюбил, но больной, ненастоящей любовью. Увы – все желания, которые связаны с чувствами, выходят боком. Осталось только послушать, как закончилось это самое ведьмовское желание. Видимо, плохо, так как результат его я видела сегодня в инвалидном кресле.

– Мама становилась все более странной, она приходила ко мне в комнату, жаловалась на отца, который почти перестал появляться дома… – голос Вышинского стал суше и бесцветнее. – Она говорила, что ненавидит его, что жестоко отомстит за предательство, что он пожалеет… Я был юным и не понимал многого из ее слов. А однажды рано утром меня разбудил гувернер. Он рассказал, что мама выбросилась с балкона и разбилась о плиты двора насмерть. Отец пытался ее спасти, но тоже упал и сильно покалечился.

Я зябко поежилась, кожа покрылась мурашками. Да, ничем хорошим подобные желания не заканчиваются. Ванда, капризный ребенок, пожелав любви, мимоходом разрушила три жизни. Хотя… она ведь стала королевой через множество трупов и совершенно не раскаивается в содеянном.

– Отец никогда не рассказывал, что произошло на самом деле, – продолжал наследный лорд, – но я догадывался, ведь слышал полубезумный шепот матери, когда она приходила ночью. Скорее всего, мама, подождав прихода отца, позвала его на балкон или поговорить, или припугнуть, что сбросится вниз. Но она не желала падать одна, она хотела утащить отца за собой. И ей это удалось.

Мне хотелось протянуть руку и накрыть его ладонь. Сжать пальцы, погладить, сказать, что все наладится и будет хорошо. Но, увы, ничего хорошо не будет. Мама не воскреснет, а отец не поднимется с инвалидного кресла. И наш брак не станет счастливым и безоблачным.

– А что с Эммили? – задала вопрос я, отвлекая мужа от погружения в себя. Вышинский вскинул голову и улыбнулся. Ласковая улыбка, озарившая его лицо, совершенно мне не понравилась.

– Эмми жила поблизости, буквально в десяти минутах верховой езды от нашего поместья. Я знал ее с детства. Их семья была небогатой, отец Эмми носил титул ненаследного лорда без права наследования. Мы часто виделись и, само собой, полюбили друг друга. Нам было по восемнадцать, когда я пришел к отцу и озвучил, что помолвлен с ненаследной леди Эммили Тамилиной, нашей соседкой.

– И?

– И тогда отец рассказал о ведьме и о проклятье, – вздохнул Вышинский. – Я очень хорошо помнил, что произошло с дедушкой, его женой, а главное – с мамой и папой. И принял решение разорвать помолвку. Я слишком любил Эмми, чтобы сделать ее несчастной. Проклятье не пощадило бы нас тоже.

Я приподняла бровь в удивлении. Значит, ее было жаль, а меня нет? Я мысленно захихикала. Ну да, я же ведьма. Что мне будет от какого-то проклятия?

– Неужели она так просто отказалась от брака? – произнесла скептически.

– Нет, – ответил муж, – наоборот, умоляла не разрывать помолвку, говорила, что мы преодолеем все препятствия и будем счастливы назло всем, что она не верит в проклятия и много чего другого.

– Мужественная девушка, – улыбнулась я. Скорее всего, ей просто не хотелось расставаться с замаячившим впереди титулом и богатством старейшего рода в королевстве. Но кто знает, возможно, любовь была тоже.

– Да, – страстно поддержал меня Вышинский, – мужественная и смелая. Но я не смог своими руками превратить ее жизнь в кошмар. Прекратил общение, принес извинения ее отцу и уехал в Корнол.

– Дальше я более-менее знаю, – произнесла я задумчиво и принялась рассуждать, барабаня кончиками пальцев по столу. – Ты так уверенно говоришь о ведьме, но теперь знаешь, что их очень мало. Где гарантия того, что обиженная твоим прадедом женщина была настоящей ведьмой?

– А трагедии трех семей недостаточно? Ни один Вышинский после проклятия не был счастлив в браке, – ответил резко муж. – Три поколения ненависти и страданий.

Я иронично хмыкнула. И без ведьм семьи редко бывают счастливыми, особенно в аристократических кругах, где женятся по расчету. Прадед Вышинского был тем еще бабником, дед, скорее всего, тоже, с таким-то